Я давно смирилась с тем, что у меня нет никакой способности, вот только ученые вряд ли оставят попытки "раскрыть мой потенциал".

Лет с десяти я мечтала о том, что меня признают непригодной и отпустят домой, к маме, но этого так и не произошло. Никаких новостей от родственников мы ни разу не получали, но я не переставала надеяться, что с мамой все в порядке. Вот только представить ее спокойно готовящей обед на нашей маленькой кухне я почему-то не могу.

– Лав? Ужин закончился. – Из мыслей меня вырывает голос Дейзи.

Киваю ей и выхожу из-за стола.

– Как думаешь, могут ли и меня когда-нибудь вывести на поверхность? – спрашивает она, пока мы возвращаемся в комнаты.

– Не знаю, – отступаю в сторону, когда мимо быстрым шагом проносится Эмерсон – высокий широкоплечий парень, который может хлопком в ладоши создать мощную звуковую волну – таков его дар. – На поверхность выходят в основном те, кто имеет боевые способности. Вроде Эмерсона.

Дейзи провожает его мощную фигуру пристальным взглядом, а потом мы сворачиваем в женский коридор, оставив парней позади.

– Удачи тебе завтра, – тихо говорит Дейзи, остановившись на пороге своей комнаты.

Вымучиваю из себя улыбку, благодарю ее и направляюсь к себе. Не знаю, как получилось, что мы подружились, ведь мы абсолютно разные. Но без этой девушки и ее поддержки моя жизнь была бы во сто крат хуже. Подруга, которая старше меня всего на два года, уже в семилетнем возрасте взяла надо мной шефство, не давая в обиду другим девчонкам.

Дверь с тихим щелчком закрывается. Теперь она откроется только завтра после второго звонка будильника.

Без сил падаю на кровать и смотрю в потолок. Я знаю каждую трещинку и неровность на нем. Каждый раз перед новым тестом я не могу спать, часами пялясь в потолок. Только сегодня я думала о том, что испытания ученых меня не сломали, но это не так. Они сломали. Мне страшно и одиноко, даже несмотря на то, что у меня есть друзья. Но в момент, когда меня бьют, топят, режут, ломают кости, стреляют в меня или пичкают неизвестными препаратами, рядом нет никого, кроме докторов, которые настолько хладнокровны и безразличны к страданиям тех, кого должны защищать, что я чувствую себя одинокой и потерянной маленькой девочкой, которую забрали у мамы. В душе мне до сих пор пять лет.

Провожу ладонями по лицу, пытаясь прогнать уныние и страх. Все равно от меня ничего не зависит, если я буду сопротивляться, военные не задумываясь пустят мне пулю между глаз и все – конец истории.

Хмуро смотрю на дверь, за которой слышится какое-то странное жужжание. Первый раз слышу подобный звук. Сажусь на кровати, но встать не успеваю, страшный грохот сотрясает стены, мебель дрожит, с тумбочки на пол падает несколько книг, одна из них раскрывается. Экран, заменяющий окно, мерцает и выключается, становясь черным. Свет гаснет, и я погружаюсь в кромешную темноту. А через секунду за дверью срабатывает сирена.

Хочется зажать уши руками, но я сдерживаю этот порыв. В горле становится сухо от волнения, и я, наконец, встаю на ноги. Дверь медленно открывается, из-за воя сирены я даже не услышала, как сработал замок. Смотрю в коридор, залитый красным светом аварийных ламп.

Сирена не унимается, а я не знаю, что делать дальше. Оставаться в комнате или выйти в коридор? Что это был за грохот? Взрыв? На лабораторию напали? Тогда будет неразумно бегать по коридорам, военные могут принять меня за противника. Но вдруг пожар? Если останусь тут, сгорю заживо.

Решительным шагом направляюсь к двери, но отшатываюсь в сторону, когда на пороге внезапно возникает темный силуэт.