Так уж получается, дорогая подруга, что я сама поняла это лишь месяц назад.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀х х х
Утром Рая будит меня на час раньше обычного. Взлохмаченная и злая, я поднимаюсь с кровати и высовываю голову за дверь:
– Ты чего? Случилось что-нибудь?
– Собирайся давай. Сегодня будем кабинет директора красить. Он уехал на совещание до вечера, так что придется попотеть, чтобы все закончить.
– Да что за драма такая, ну не закончим сегодня, закончим завтра!
– Что, хочешь в выходные малярить? Он в другой рабочий день красить не даст: как же целый день без кабинета сидеть! Начальству без кабинета нельзя…
Увы, Рая права: наш колобок-директор действительно трудоголик, катается по школе с раннего утра до позднего вечера. Так что выбор у нас действительно невелик. Нехотя умываюсь, причесываюсь, достаю халат и платок. По-честному, я уже начинаю ненавидеть свою спецодежду. И как это Рая умудряется выглядеть в ней привлекательно?
К моему ужасу, кабинет директора оказывается огромным – под стать хозяину. С тоской оглядываю три огромных окна и выкрашенные светлой краской панели: да тут и за неделю не управиться! Но Рая уже разводит краску, процеживает ее сквозь капроновый чулок – чтобы не было комков и поверхность равномерно прокрашивалась. От краски исходит едкий ядовитый запах ацетона: она опасна для здоровья, но зато сохнет быстро, и при сегодняшнем раскладе это лучший вариант. Пытаюсь открыть окно – не выходит, рама открывается наружу, и ей мешает металлическая решетка. Какой урод все это делал? Дергаю шпингалеты на остальных окнах, но они не открываются вообще! Похоже, до вечера нам точно не дожить. Но Рая как ни в чем не бывало командует грузчикам, чтобы выносили мебель. Через полчаса кабинет пуст, не считая огромного сейфа в углу. Двое худощавых пареньков просто не в состоянии сдвинуть его с места. После нескольких безуспешных попыток Рая прогоняет их прочь:
– Ну что за дохлые мужики пошли? Придется красить не отодвигая.
И мы начинаем работать. Сначала мы красим в респираторах, но через пару часов из-за ядовитых паров дышать в них становится невозможно, и мы бросаем их в угол. Приходится то и дело выбегать на крыльцо, чтобы отдышаться. Не сговариваясь, пропускаем обед – все равно внутрь ничего не полезет. К вечеру нас шатает как пьяных, в горле першит, из глаз текут слезы. А до конца работ еще далеко, мы только-только покрасили чертов сейф!
– Ну что, уважаемые, как вы тут справляетесь? – Жизнерадостный голос директора вкатывается в приемную впереди него.
Мы не в силах ответить: обе в изнеможении сидим на полу, мокрые от пота, грязные, задыхающиеся…
– Ого, как вы тут расстарались! – Директор оглядывает кабинет, он явно доволен увиденным. – Ну, молодцы, молодцы! А что, грузчики опять сейф отодвинуть не смогли? Так это я сейчас, мигом.
Мы с Раей в ужасе вскакиваем, но уже поздно: раскинув руки, директор обнимет свежевыкрашенный сейф, прижимая его прямо к парадно-выходному костюму…
Мы пулей вылетаем из приемной и разбегаемся в разные стороны.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀х х х
В научной библиотеке прохладно и тихо, несмотря на толпы народа. Девять наземных этажей этого огромного здания (не считая книгохранилищ под землей) с многочисленными читальными залами, конференц-комнатами, картотеками и холлами забиты сотнями студентов с озабоченными лицами – у всех на носу защита диплома, и народ изо всех сил стремится наверстать упущенное время.
Мы с Максимом сидим за одним столом в читальном зале второго этажа. Вообще-то, это зал для аспирантов, но нас почему-то всегда пропускают. «Из-за очков и умного вида», – считает Максим. Очки носит он, умный вид также в основном принадлежит ему. Я же от всех произошедших событий выгляжу абсолютно глупо и счастливо! Мы обложились стопками толстенных книг с твердым намерением написать хотя бы по главе к дипломам. Максим уже получил последнее предупреждение от своего куратора, впрочем, как и я от своего. Но вместо этого мы уже час сидим обнявшись и болтаем, пользуясь тем, что зал практически пуст.