Но каждый раз, когда она нападала на Максима, мне хотелось защитить его и стукнуть Сашку по голове чем-нибудь тяжелым. Это не поддавалось логическому объяснению: Максим абсолютно не нуждался в моей защите и прекрасно мог постоять за себя сам. Как ни странно, но и он защищал меня от нападок одногруппников, используя простой и очень эффективный метод: как только на меня начинал кто-нибудь особенно сильно наседать, Максим переключал внимание обидчика на себя и потом спокойно разделывал его в пух и прах. Мы практически не разговаривали между собой, но каждый раз, когда он появлялся в аудитории или входил в читальный зал, мое сердце сбивалось с ритма и делало невыносимо длинную паузу. Иногда я ловила на себе его задумчивый взгляд, словно он пытался вспомнить, где и когда он меня видел раньше. Между нами как будто существовала невидимая, необъяснимая, но очень прочная связь – мы постоянно были в поле зрения друг друга и тем не менее постоянно держали дистанцию. Почему – я не знала. Часто мне хотелось набраться храбрости и подойти к нему, чтобы что-нибудь спросить. Но стоило мне хотя бы просто посмотреть в его сторону, как решимость тут же покидала меня. В те редкие моменты, когда он сам подходил ко мне, я терялась до такой степени, что едва могла вымолвить «да» или «нет».

К концу первого курса он стал появляться на лекциях все реже, и вскоре по группе поползли слухи, что он вот-вот женится – на дочери профессора, которая значительно старше его – и переедет в профессорские апартаменты. Никто точно ничего не знал, но слухи становились все упорнее, тем более что спросить его прямо никто из группы не решался. Однако один смельчак все же рискнул. К моему изумлению, им оказалась я. Страх вдруг покинул меня, и я подошла к Максиму в перерыве между лекциями. Почему-то в этот час в университетском буфете никого не было, хотя обычно там яблоку негде упасть. Максим расплачивался за кофе у стойки. Мы молча смотрели друг на друга, стоя на расстоянии вытянутой руки. И снова мое сердце дало сбой и сделало мучительную, тягучую паузу. Незаданный вопрос застыл у меня на губах – я поняла, что просто физически не смогу вымолвить ни единого слова. Он смотрел мне в глаза и впервые не улыбался. И вдруг тихо произнес:

– Да, Даша, это правда. Я уже неделю как женат. Мы в ответе за тех, кого приручили.

После чего резко отвернулся и ушел, оставив на стойке свой нетронутый кофе.

Я горевала так искренне и так долго, как будто рухнул весь мир: словно меня сначала любили, обещали счастливые годы жизни, а потом коварно предали. Как будто этот мужчина распоряжением свыше изначально предназначался мне, должен был любить меня, делить со мной радость и горе, растить детей, но вместо этого вдруг совершил ужасный и непоправимый поступок, перечеркнувший и мою, и его жизнь.

И напрасно я твердила себе по ночам, съежившись на своей узкой железной кровати в общежитии, что Максим не давал мне ни малейшего повода так думать, никогда и ничего не обещал и вообще ни на миллиметр не переступал черту, отделявшую отношения двух однокурсников от обычных. Что между нами было? Вежливые вопросы, вежливые ответы. Его внимание ко мне было всего лишь хорошим воспитанием и галантным отношением к женщине вообще. Почему же я всегда видела в этом нечто большее?! Меня бросало то в жар, то в холод, зубы сводила судорога, кожа горела – я не могла заснуть ночи напролет. Утром плелась на лекции, что-то автоматически писала, что-то говорила, не вникая в суть происходящего. Впервые в жизни на меня навалились депрессия. Как долго она длилась, была ли заметна со стороны, понял ли кто-нибудь, что со мной происходит – неизвестно. Максим в университете не появлялся, по кафедре ходили слухи, что он уехал с женой на юг.