– Ты видел. Видел, как я с катушек слетела.

И мы оба смеемся.

– Да нет, просто ты…

– Вела себя как чокнутая. Прости. Мне очень стыдно.

– Не чокнутая. Но немного опасная. – Он опять улыбается. – Нет, все в порядке. У меня и похуже бывало.

Колтон опускает глаза, и вдруг уголки его губ начинают дрожать.

– Как-то в восьмом классе я упал в обморок посреди урока. Все были в шоке. Ударился головой о парту, пришлось двенадцать швов накладывать. Потом пару недель ходил как лысый монстр Франкенштейна. – Он издает короткий смешок.

Пока мы молчим, меня осеняет: я знаю эту историю. Читала ее в дневнике сестры Колтона. Поначалу никто не понимал, что с ним происходит. А затем, спустя буквально пару дней после этого случая, его состояние стало резко ухудшаться.

– Так или иначе, – Колтон опять смотрит на меня, – твои выходки меня очень впечатлили.

– Ага, есть чем гордиться. – Я стараюсь не отрывать взгляд от документов, которые лежат у меня на коленях, но не выдерживаю и поднимаю глаза на него. – Спасибо, что привез меня сюда. Думаю, многих отпугнуло бы мое поведение.

– Но я-то не многие, – пожимает плечами Колтон. – И повторюсь, я был впечатлен. – Он прочищает горло и кивает в сторону регистратуры. – Давай, иди к Мэри. Я никуда не денусь.

Как только я протягиваю Мэри заполненные формы, другая медсестра с копной кудрявых рыжих волос берет меня под руку и ведет в кабинет в конце коридора. Я присаживаюсь на кушетку и наконец опускаю руку с салфетками. Внезапно начинаю нервничать, чувствуя себя беззащитной.

Медсестра осторожно берет меня за голову и наклоняет ее ближе к свету, чтобы лучше разглядеть порез.

– Так ты новая знакомая Колтона? – В ее голосе почти нет вопросительных интонаций. Зато чувствуется интерес и участие, прямо как у Мэри.

– Эм… Ну да.

Не знаю, как следует отвечать и есть ли вообще правильный ответ. Открываю рот, чтобы попробовать все объяснить, но чувствую резкую боль, от которой меня передергивает.

Медсестра снова наклоняет мою голову, и наши глаза оказываются на одном уровне.

– Колтон – чудесный мальчик. Мы его очень любим. – Она достает из шкафчика марлевые тампоны и бутылочку цвета ржавчины. – Детка, приляг, пожалуйста.

Я подчиняюсь. Она садится на стул с колесиками, капает что-то на марлю и аккуратно обрабатывает кожу вокруг пореза.

– Он многое пережил. Настоящий боец. Прошел через все невзгоды с достоинством, не в пример многим.

Киваю, словно понимаю, о чем речь. Медсестра отталкивается одной ногой от пола, подъезжает на стуле к мусорному ведру, выкидывает марлю и как ни в чем не бывало едет обратно. Затем она льет раствор на еще один тампон и снова смачивает мне губу. На сей раз – куда ближе к порезу. Я вздрагиваю.

– Прости. Кожа очень нежная, знаю. Но рана небольшая. Двух-трех швов будет достаточно. Дело пары минут.

– Хорошо. – Я опять киваю. Пытаюсь сохранять спокойствие, но внутри нарастает паника. Мне никогда не накладывали швы, не вправляли вывихи. Самым страшным из пережитого был обыкновенный укол. Поэтому при мысли, что мне в губу вонзится игла, я вдруг ощущаю легкую слабость.

И ужас отражается на моем лице. Медсестра замечает это, ласково берет меня за руку и говорит:

– Все в порядке, милая. После анестезии ты ничего не почувствуешь. И на губе даже шрама не останется.

Она видит слезы в моих глазах и добавляет:

– Хочешь, я позову Колтона? Иногда помогает, когда кто-то рядом.

Удивительно, как сильно мне хочется сказать «да». Ведь Колтон мне совсем чужой. Но я заметила, как неприятно ему находиться здесь. Поэтому приходится лгать – чуть ли не в сотый раз за сегодня: