– Видишь ли, мама попросила сделать в этой комнате тщательную уборку и свернуть этот большой ковёр. Завтра его увезут в стирку, – как ребёнку поясняла всё Антонина и, посмотрев в его мрачное лицо, спросила:

– Подождёшь?


Он снова молча кивнул и, сильно сутулясь, вышел.

– Да-а-а, – про себя удивлялась Антонина, – ни «здрасьте», ни «до свидания». Деточки пошли…


И вдруг, что-то вспомнив, громко сказала, подойдя ближе к двери:

– Ростислав! Мама просила передать тебе, что она для тебя супчик сготовила, на плите стоит…


В ответ снова было лишь гробовое молчание. Антонина покачала головой, и снова принялась за уборку.


Через час, поставив всё на место и оставив в комнате идеальную чистоту, она зашла в гостиную, где сидел Ростислав. Она хотела сказать, что его комната свободна. Подойдя к двери большого зала, где, как она слышала, он находился, она увидела, что он сидит в кресле у большого телевизора в наушниках. На экране носились ужасающего вида монстры, кроша всех и вся на своём пути. Вокруг кресла валялось несколько пачек из-под чипсов. Антонина молча отошла и, зайдя на кухню, заглянула в кастрюлю. К ароматному супчику с домашней курочкой никто даже не притронулся.


В восемь вечера Антонина, доделав часть намеченной на сегодня работы, вышла на улицу, чтобы вытряхнуть входной коврик. На улице было прохладно и свежо, и уже смеркалось. Выбив пыль из коврика, она повернула к дому, но на несколько минут замерла, поражённая вечерней красотой. Отсюда, с пригорка, открывался потрясающий вид. Далеко к горизонту уходили зеленеющие поля озимых, и в лучах почти скрывшегося красного солнечного диска они отливали каким-то фантастическим цветом.

– Здравствуйте! – услышала вдруг Антонина чей-то громкий голос, и от неожиданности вздрогнула.


Повернувшись, она увидела пожилую приятную женщину в коричневом плаще и розовом платочке, завязанном узелком под подбородком.

– Здравствуйте! – вежливо сказала Антонина, и зашла в подъезд.


Женщина, тяжело переваливаясь, как уточка, засеменила за ней.

– А вы откуда? Что-то я вас раньше здесь у нас не видела! Приехали ль к кому? – засыпала она Антонину вопросами, громко дыша ей вслед.


Антонина вздохнула. Рассказывать подробности о том, кто и что, она не собиралась. «Я же не знаю, хочет ли Ирина, чтобы кто-то из соседей знал обо мне? – думала она. – А если и захочет, пусть сама и расскажет». Но пожилая бдительная соседка не отставала и, проводив Антонину до двери, в которую та хотела быстро юркнуть, громко сказала:

– Ну-ка стойте! Что это вы тут делаете? Кто вас впустил? Хозяев, я знаю, дома-то сейчас нет, – и она, строго сдвинув брови, посмотрела на Антонину.


Та снова вздохнула и, с безнадёгой понимая, что отвертеться от недремлющего подъездного стража просто так не удастся, повернулась к женщине и сказала:

– Антонина я. Я буду иногда помогать хозяйке этой квартиры по дому, понятно вам?


Лицо женщины расплылось в улыбке.

– Ирочке? Ой, да как же хорошо! Я давно ей говорила: «помощница тебе нужна». А она всё сама да сама. Ой и хорошая девка она, жалостливая! – и, перейдя на шёпот, «страж» стал поведывать незнакомому человеку подъездные тайны.

– Она ведь богатая, но простая и сердечная. Что бы ни попросила, никогда мне, старухе, не отказывает. И лекарство привезёт, и свозить куда, всегда пожалуйста… Я люблю её как дочку родную. А ведь ей, девке, в жизни досталось, – не дай-то Бог кому!..


Антонине не хотелось сейчас стоять в подъезде и слушать чужие излияния. Было уже поздно, и дома её давно ждали. Но остановить пожилую женщину, наскучавшуюся по откровенным разговорам – дело трудное, почти невыполнимое. И Антонина, с тоской глядя на неё, понимала это. Вдруг она услышала, как зашуршали колёса – у подъезда остановилась машина.