– Идите! – зовет Герасим.

Мы идем на голос.

– Стой! – сказал вдруг Герасим.

– Стой, – ответило впереди эхо.

– Круча, знать! – крикнул Герасим.

– Круча, знать, – ответило эхо.

– Ну-с, благодарим вас, – крикнул Сучков, – я не желаю свалиться к черту.

– К черту, – повторило эхо.

– Зашли куда не весть, знать, река внизу, – потише говорит Герасим.

Мы сели на землю.

– Тоже и место странное, – громко сказал Сучков. – Этот болван, что ни скажешь, – всё повторяет.

– Болван повторяет, – отозвалось эхо.

– Глупо, глупо! – крикнул Павел Александрович.

– Глупо, глупо, – разнесло эхо.

– Представь, вот жить тут, – продолжает Павел. – Дом построить. Невозможно жить, постоянно будет эта история. Вы разговариваете, а оно вмешивается. И для чего это эхо существует? Непонятно и глупо. Есть в природе эти дурацкие штуки, такая ерунда.

– Ерунда-да-да-да, – повторило эхо.

– Уйдем отсюда, – сказал с досадой Сучков. – Надоело это дурацкое эхо. Черт!

– Сам ты черт, дурак. Почто орешь, леший?..

– Леший, – сердито повторило эхо.

Мы опешили. Голос был откуда-то снизу.

– Это, знать, внизу на речке кто-то… – сказал шепотом Герасим.

Мы замолчали. В мертвой тишине ночи нам казалось, что кто-то ходит впереди, переступая огромными ногами. Плеск воды внизу, будто он переходит реку. Сбоку лес осветился, и мы увидели, что мы на краю высокого обрыва, а под обрывом слева, где был свет от огня, бросая большие тени на лес, высилась огромная тень человека. По речке тихо плыл челн, и впереди, на его носу, горело смолье. В челне стоял старик, держа в руках острогу, и пристально смотрел в воду реки. Сзади челна сидел другой и медленно шестом правил. Старик ударил к берегу острогой, вынул – на ней вертелась большая рыба. Он на край челна стряхнул ее с остроги, сказал:

– Поверни, покурим, да я смолье подложу.

– Эва вон в ночь какую рыбачит, – сказал, глядя вниз, Герасим. – Эй, мы вот тож по охоте плутаем. Шагу не видать, – крикнул рыбакам Герасим.

– А вы чьи? – спросил снизу голос.

– Из Букова.

– Эвона, отколь зашли.

– Сторож-то Барченков далече ли отсюда?

– Не-е, не больно. По реке ежели, то скоро. Иди за нами по огню. Слезай.

– Тут не спуститься. Крута круча. Насмерть упадешь. Где бы пройтить-то?

Огонь сильно разгорелся, и мы пошли краем обрыва. Река освещалась далеко. Обрыв был отлогий, и мы быстро спустились по песку его.

Старик-рыбак посмотрел на нас и сказал:

– Охотники. Ишь, уток что. А мы-то слышим, за бугром кто-то орет в ночь такую. Вы дальние, знать?

– Да, – говорю я. – Вот приятель из Москвы. Герасим из Букова. А я из Охотина.

– Да ты Коровин, знать?

– Да.

– Ты забыл, а я с тобой чай пил у Барана. Помнишь? Ты тоже заплутался тады.

– Как же! – вспомнил я. – Рассказывали про барыню без головы, что казалась в доме.

– Во-во. Помнишь, сердце шито?

– Как же!

– Баран жив. Лося опять засолил. Солонина, значит, будет. Горазд по лосям-то Баран. Стрелок. Не упустит. Ну, по бережку-то на огонь за нами идите. А то темь какая. Трогай.

И челн отошел от берега. Мы шли за ним сзади. Поворачивая изгибами реки, старик ловко ударял острогой и отряхал в челн рыбу.

– Приехали! – крикнул он наконец.

Показался деревянный, без перил, мост. На берегу, у большого соснового леса, светился дом, стали видны и ворота с забором лесничего.

Когда мы подошли к нему, залаяла собака. В доме было темно. Герасим постучал в край окна. Долго ждали. Отворилось окно, и молодая девушка спросила:

– Чего надо?

– Охотники, пустите, – ответили мы.

Долго ждали. Слышались шаги. Отворилась калитка. Молодой лесничий, с фонарем в руках, сказал, показывая дорогу:

– Пожалуйста, не оступитесь. Эдакая темь.