– Ну и знахарь, – говорим мы Константину. – Вот какое средство нашел…

– Э-э, – ответил Константин-рыбак. – В деревне-то многое такое есть: знают…

Доволен был Константин-рыбак, что вылечил Николая Васильевича. Стало и нам как-то веселей, несмотря на то, что осенний дождь бил в стекла окон.

Мы выпили за лекаря и больного. Константин-рыбак, откушав винца, сказал:

– Эх, Николай Васильевич, чего же, право, на свою хвамилию серчаешь. У нас в полку штабс-капитан был – Петух по хвамилии, а вот хороший начальник был и выпить любил. Скучно ведь тоже, где стояли, полком-то. У Бессарабии. Тоже дождь всю зиму. А как выпьет, всё петухом кричит и говорит: «Я, – говорит, – не штабс-капитан; а петух…»

В это время, слышим, кто-то будто подъехал к крыльцу. Ленька входит и докладывает:

– Приехал охотник какой-то. Промок весь. Вас спрашивает.

– Спроси, кто такой.

Ленька возвращается и говорит:

– Криворож.

– Как? – спрашиваем мы все. – Что такое?

– Криворож, и всё. Фамилия такая…

Я вышел в переднюю. Там стоял промокший незнакомец-охотник. Два зайца висели у пояса.

– Простите за беспокойство, – сказал он. – Ехал на огонек. Невозможно, ночь. Зги не видать… Промок до костей. Не позволите ли согреться? Озяб ужасно.

Переодевшись во что попало, новый гость скоро сидел с нами за столом. Он, видимо, был доволен, а его зайца мы жарили в сметане на кухне.

– Ну и ночь, – говорил охотник. – Вот так, рядом, свою руку не видно. А дождь проливной. Возчик мой испугался! Парень молодой. «Глядите, – говорит мне, – вот, знать, волки, что-то мелькает…» Действительно, что-то мелькало. Должно быть, глаза, а потом слышу, там, вдали, глухо завыли. Так жутко стало. В глухом месте вы живете… Я-то ярославский, на охоту иногда в Соболево езжу к псковичу. Я во «Втором обществе взаимного кредита» состою, кандидат прав на судебную должность, только вот фамилия у меня неприятная.

Приятель Коля надел пенсне, как-то вытянулся и пристально посмотрел и на охотника, и на нас.

– Такая неприятная фамилия, – продолжал охотник. – Конечно, в ней я не виноват, но хочу теперь подать на высочайшее имя прошение: «Прибегаю к стопам» и прочее…

Коля вскочил и, рассердясь, горячо закричал:

– Довольно этих ваших штучек! Довольно вам из меня дурачка строить, вечный розыгрыш, надоело! – И встал из-за стола.

Два моих приятеля, Юрий и архитектор Вася, залились смехом. Коля, обратясь к охотнику, сказал:

– Я не имею чести вас знать, но все-таки, что за охота вам этих дураков слушать, – и он резко показал в нашу сторону.

Охотник смотрел с недоумением на всех нас.

Когда подали зайца, разъяснилось, что мы тут ни при чем, а всё из-за фамилии, и новый гость уже очень любезно говорил Коле:

– Помилуйте, да ваша фамилия прекрасна… Господи, если бы мне такую фамилию. Сознаться должен вам: у меня невеста, я женюсь, и очень уж моей невесте фамилия моя не нравится.

– Довольно! – внезапно снова закричал Коля, вспыхнув. – Я не позволю! Довольно!

Охотник поклялся ему, что не шутит. Опять с ним разговорился, что хочет писать прошение на высочайшее имя, только не знает, как писать: «прибегаю» или «припадаю»…

– Припадаю – это как-то унизительно, – сказал незнакомец. – А я всё же столбовой дворянин.

– Идиоты! – закричал Коля нам. – Скотины!

И оскорбленный вконец, он выбежал из комнаты вон.

Приятели мои, лежа на тахте, вытирали слезы от смеха. В комнате расположились на ночлег. Охотнику постелили матрас на полу в большой мастерской моего деревянного дома.

Хорошо было разговаривать в теплом доме перед сном в такое ненастье. Охотник говорил, что рад приюту, а то сильно озяб и чувствует, как у него ноют зубы.