– От тебя одни проблемы Саша. Одни про-бле -мы.– по слогам произнесла моя мама и я видела как пламя гнева буквально плясало в её голубых больших глазах в которых казалось произошло самое настоящее кораблекрушение. Я уверена на том корабле была я, медленно идущая к самому дну моря, где останусь лежать навсегда. -Я выброшу твоего медведя в мусорку. Даниил слишком баловал тебя, но клянусь такого больше не будет.

Имя отца слетевшая с жестоких губ моей матери вызвало у меня новую порцию слез, с которыми я никак не могла бороться так как знала что никто в этом чужом доме не защитит меня, тем более не я была причиной смерти этой крысы, но мама все еще не пришедшая в себя ничего и слышать от меня не хотела. Для нее существовала своя правда маячавшаяся где-то на уровне недопитой бутылки дешевого вина, которую они с Владиславом (Славиком) распивали накануне. Больше всего мне было обидно за отобранного Моти и я с каким-то тупым безразличием вновь уставилась на растекшую кровь под крысой, а затем ткнув по направлению неё свой палец произнесла:

– Это сделала не я.

– Не нужно со мной переговариватся Саша.

– Я и не переговариваюсь. Тебе даже правду нельзя говорить, ведь ты никогда мне не веришь.

– Если не ты кто же еще?

Последнюю фразу сказал Владислав пробудившийся от шума на кухне и решившим налить себе воды из под крана совсем не реагируя на тушку измученного зверька, словно такую картину ему было видеть не впервой. Шел он уже своей привычной старческой походкой, сгорбившись и чуть наклонившись вперед, словно у него после долгого лежания в одной позе на кровати прихватило поясницу. При ходьбе Владислав издавал тихое неприятно бурчание, точно курение электронных сигарет окончательно добило итак его больные легкие, но признаться он в этом не хочет, так как ставит свою зависимость на первое место. Близко посаженные глаза Владислава бросили на меня странный, нечитаемый взгляд в котором прятались эмоции начиная от гнева и заканчивая каким-то холодным безразличием буквально кричащем о том, что я трачу его драгоценное время на свои детские проблемы. На Владиславе были только одни пижамные штаны черного цвета, а волосатую всю заросшую грудь он не стал ничем прикрывать, посчитав что ничего вульгарного нет в мужчине решившем прогулятся по собственному жилищу без майки. Почесав себе бритое лицо мужчина наконец-то сел на кухонный стул, а затем сказал:

– Убери за собой беспорядок Саша, не доставляй нам итак лишних проблем.

– Я не буду это трогать. – я с страхом посмотрела вновь на лужу крови успевшей окрасить серую шерсть крысы темно-красным оттенком. Я не могла даже себе представить как буду отдирать прилипшее наверняка к полу мертвое животное, а затем раз за разом отмывать свою тряпку от чужой крови. Видение было ужасным и отвратительным. Нужно было поскорее стереть эту ужасную картину со своего сознания.

Владислав еще сильнее нахмурился, начав потирать себе пальцами виски, словно его сейчас больше занимала непроходящая головная боль после принятия горячительных напитков, чем весь шум вокруг бедного, умершего животного. Мама стояла облокотившись к стене не пытаясь прикрыть свой оголившийся живот из-за задравшейся вверх пижамной майки которая явно уже давно была ей маленькой, но которую она все упорно продолжает носить, словно та была ей чем-то дорога. Русые до плеч волосы были до неприличия растрепаны и теперь точно ветки у обломившегося от ветра дерева торчали во все стороны напоминая издали кривые антенны. В руках мамы был крепко зажат Моти, лицо которого было направлено в противоположную от меня сторону из-за чего я не могла точно определить в каком мой друг находится состоянии, оставалось только лишь лицезреть загнутый кольцом хвост. Крыса лежала возле кухонного зеленого гарнитура, тоже ожидавшая поскорее своего захоронения, чтоб не быть немым участником чужого конфликта. Но, я тут была вовсе не причем! Было несправедливо обвинять меня во всем лишь потому-что я оказалась не в то время, не в том месте.