– И что это было? – спросил Гордеев, как только они покинули квартиру.
– Это был мой ребенок, у которого мозги математика, а душа юриста. Вот такой неудобоваримый коктейль.
– Интересно! – хмыкнул Виктор. – И где ж такой коктейль разливают? Вернее, кому наливают?
– Наливают в Бабушкинском РУВД.
– Следствие?
– Учетка.
– Что оканчивала?
– Юрфак МГУ.
– Давно?
– Да нет, летом. Даже звание еще не получила.
Гордеев умолк и снова заговорил, только когда они сели в машину.
– Леня, а ведь девочка дело говорит. Вы не пробовали искать общих знакомых всех родителей?
– Нет. В голову не приходило, если честно. Но я буду думать над этим. И ты по последнему эпизоду подсвети вопрос, лады?
– Угу, – промычал Виктор, не разжимая губ.
Еще немного подумал, глядя на мелькающие за окном огни.
– Жалко, что девчонка. Таким самое место в розыске. Эх, была бы парнем…
– Мечтатель ты, Витя. Ты же знаешь, женщинам в уголовном розыске доверяют только малолеток и немножко бэ-ха-эс-эсные дела. В другие отделы их не берут. Да она и сама не рвется на оперативную работу, ей в учетке нравится, там циферки всякие, она это любит. И характер у нее неподходящий для розыска.
– А что не так с характером? – живо поинтересовался Гордеев.
– Напористости нет, наглости, уверенности. Настя у меня тихая, скромная девочка, которая больше всего на свете боится, что сделает что-нибудь не так и старшие будут ругать, – улыбнулся Леонид Петрович. – Разве таким людям можно идти в опера?
– Таким – нельзя, – согласился Виктор.
От горячего душа поверхность зеркала запотела, пришлось протирать стекло краем полотенца, чтобы побриться. Виктор Гордеев смотрел на свои упругие круглые щеки и привычно думал: «Хорошо бы, конечно, сбросить вес. Зато бриться удобно…»
В дверь ванной осторожно постучали.
– Витя, можно войти? – послышался голос жены.
Он отодвинул задвижку и вернулся к бритью.
– Что, Надюша?
– Хоть поговорю с тобой, а то ведь другого времени не бывает, приходишь, когда я сплю, а по утрам торопишься, – улыбнулась Надя. – Мальчишки скоро тебя в лицо узнавать перестанут, будут чисто теоретически знать, что у них есть отец.
– Ну, не преувеличивай, иногда я по вечерам бываю дома.
Подумал и добавил, не очень, впрочем, уверенно:
– И по выходным тоже… Иногда…
– Особенно сегодня, в воскресенье, – хмыкнула жена.
– Я же тебе объяснял про «усиление»! Никаких выходных до особого распоряжения. Как у парней в школе?
– Все в порядке, за это не волнуйся. Поскольку у тебя все равно усиление, мы с ними самостоятельно спланировали сегодняшний выходной, поедем на экскурсию. Не возражаешь?
– Я – только «за», – бодро откликнулся Виктор.
Надежда Андреевна Гордеева работала учителем, и оба сына учились в той же школе, так что надзор за мальчиками в смысле успеваемости был постоянным.
– А у тебя как на службе? – спросила она осторожно: знала, что вопросы о работе следует задавать максимально аккуратно. – С переводом что-нибудь слышно?
– Слышно, но тихо, – уклончиво отозвался Гордеев, изнутри натягивая языком щеку.
– Витюша, а может, не нужен тебе этот перевод? Ну зачем тебе иметь дело с убийствами? Ты прекрасно работаешь, ты на хорошем счету, вот-вот подполковника получишь.
Да блин! Вот обязательно порежется!
– Газетку оторви, – попросил он сердито.
Через полминуты Надежда вернулась и протянула ему чистый, без типографской краски, клочок, оторванный от газеты, – самый верный способ остановить кровь из небольшого пореза. Виктор прилепил бумажку на ранку и начал подбривать с другой стороны.
– Мне сколько лет, Надя? А я все еще майор. При нормальном ходе событий я давно должен быть подполковником, но, если ты помнишь, пересидел в капитанах, потому что на той должности потолок звания был капитанский, и получить майора я мог только на более высокой должности. Ты ведь не забыла, почему я тогда не согласился на повышение?