– Выпей, – сказала она голосом, от которого заныли зубы. Ее пальцы, длинные и бледные, указали на чашу, вырезанную из черепа.

Грак’зул взял чашу. Жидкость внутри шевелилась, принимая формы: то змеи, то ключа, то его собственного отражения. Он поднес ее к губам, но вместо того, чтобы пить, швырнул в лицо Деве. Черная вода вскипела, а существо взвыло, его тело начало распадаться, как песчаная буря. Сердца на деревьях забились чаще, а Тени Ненасытных бросились прочь, растворяясь в воздухе. Сад рухнул, и Грак’зул упал в Реку Забытых Имен. Вода, холодная как космическая пустота, обожгла кожу, смывая с него слои пепла и лжи. Течения несли его сквозь череду видений: боги, спящие в лаве; города, построенные на костях; дети, рожденные без ртов. Он выбрался на берег там, где река впадала в Озеро Вечного Молчания. Поверхность воды была гладкой, как зеркало мертвого бога, а на дне виднелись силуэты – не тени, не отражения, а двери. Череп на его поясе вздрогнул. Руны вспыхнули, и Грак’зул понял: то, что звало его, ближе. Оно – под озером. В мире, где даже время было пленником. Он нырнул. Вода не была водой – она впитывалась в кожу, выжигая память, оставляя только ярость. Глубже. Темнее. Пока не осталось ничего, кроме… Глаза. Пара гигантских зрачков, горящих в темноте, как угасающие солнца. Они смотрели на него. Знакомо. Голодно.

– Ты опоздал, – прозвучало внутри его черепа. – Но ты всё же пришел.

Грак’зул не ответил. Он уже знал: слова здесь были оружием слабых. Его ответом стал нож, вонзившийся в пустоту между глаз. Мир взорвался светом. Когда он очнулся, то лежал на берегу озера, его тело дымилось, а руна на ладони пылала, как новорожденная звезда. Вдали, за горизонтом, завыл рог – тот самый, что звал его изначально. Но теперь в его звуке слышалось нечто новое. Страх. Грак’зул встал. Пепел, падающий с неба, застывал на его коже, как доспехи. Он шел на зов, оставляя за собой следы, которые даже Пустошь боялась поглотить. Равнина Спящих Языков раскинулась перед ним, как гигантский труп, чьи раны затянулись коркой черного стекла. Земля здесь дышала через щели-ротовые отверстия, изрыгая пар, пахнущий гнилыми зубами. Небо, сшитое из лоскутов пепла и копоти, пульсировало, словно гниющая барабанная перепонка. Грак’зул шел, ощущая, как воздух прилипает к коже, обволакивая его плёнкой древней пыли. Его череп, сросшийся с талией, жужжал, как рой слепых шершней, а руна на ладони горела тускло, будто уголь под пеплом. У края равнины он наткнулся на Хребет Сломанных Клятв – гряду скал, чьи очертания напоминали скрюченные пальцы, впившиеся в землю. Камни шептали на языке, который Грак’зул слышал лишь в кошмарах: обрывки молитв, проклятий, предсмертных стонов. Он приложил ладонь к скале, и та затрещала, обнажив туннель, заполненный Живым Мраком – субстанцией, шевелящейся, как кишки раненого зверя. Внутри туннеля стены бились, словно сердцебиение спящего титана. Грак’зул продирался сквозь слизь, чувствуя, как мрак цепляется за его шрамы, пытаясь просочиться внутрь. Внезапно тьма сгустилась в Стражей Безмолвия – существ с телами из спрессованных теней и лицами, словно вырезанными тупым ножом. Их рты раскрылись, выпуская тишину, которая давила на уши, как свинцовые гири. Один из Стражей коснулся его груди, и Грак’зул увидел:

Орды орков, падающих ниц перед алтарем из костей. Жрец в маске из детских черепов поднимает к небу клинок, выкованный из его собственных рёбер. Где-то в толпе – его лицо, но глаза… глаза полны не ярости, а страха.

– Ложь! – взревел Грак’зул, вонзив нож в тень. Страж рассыпался, но видение не исчезло. Оно преследовало его, как второй слой реальности, пока он пробивался к свету в конце туннеля.