– Подожди. Ты меня не понял. Я не высмеиваю твои проблемы.

– Мне показалось иначе.

Федор ерзает. Ему явно не очень приятно, что наши тела так близко. Мне бы отодвинуться, но я не могу заставить себя это сделать… Я даю себе по меньшей мере еще пару секунд, чтобы насладиться теплом и силой молодого, напитанного тестостероном самца. И от этого промедления и такой неуместной слабости едва тлеющий внутри огонек разгорается неукротимым пожаром, что выжигает дотла возведенные вокруг сердца стены и остатки сомнений… И заглушает ревом пламени голос здравого смысла, уныло нудящий о том, что любые чувства к этому мальчику ни к чему хорошему не приведут.

– Ты мог бы переночевать у меня.

– Что? – его глаза удивленно расширяются.

– Ты же так и не дозвонился своему другу?

– Это как-то неловко. Я и без того чересчур злоупотребил твоей добротой.

– Да брось. Дом у меня большой. Мы даже не увидимся.

Фед испытывающе на меня смотрит. Вероятно поэтому я сразу улавливаю момент, когда он с треском ломается. Соглашаясь, пусть еще и не вслух. Я также очень хорошо понимаю, что дело тут не во мне. Не в моем гостеприимстве и уж, конечно, не в моей личности. Ясно и дураку, что с гораздо большей охотой Федор переночевал бы у друга, где им с мальчишками наверняка бы пришлось ходить друг у друга по головам. И что единственная причина, по которой он согласился на мое предложение (еще пока не вслух, да) – отчаяние. И, может быть, усталость, дикая, вселенская усталость, которую я в нем почему-то заметила лишь теперь.

– Я только соберусь. Мы на одну ночь, максимум на пару. Потом я что-нибудь придумаю. Я… всегда придумывал.

– Иди, Федь.

Моя рука все еще лежит на тыльной стороне его ладони. Ничего такого не вкладывая в этот жест, я машинально ее поглаживаю, наверное, желая утешить. А Федора словно током бьет. Он скидывает мою ладонь, открывает дверь и вываливается из машины, будто я только что на его глазах превратилась из обыкновенной женщины в огнедышащего дракона.

Звук, с которым закрывается дверь, напоминает щелчок курка. Я с непривычки вздрагиваю. Сжимаю пальцы на руле и низко опускаю голову. В этот момент часы напоминают о том, что подошло время приема лекарств. Обычно в такую пору я уже нахожусь дома, поэтому на короткий миг все остальные мои тревоги перекрывает паника. Впрочем, для того, чтобы взять себя в руки, мне достаточно вспомнить о своей предусмотрительности, которая заставила меня растыкать лекарства по всему дому, офису, и даже оставить таблетки в салонах машин, которыми я чаще всего пользуюсь… В Мерсе тоже есть все необходимое. Я открываю перчатницу, одну за другой методично выдавливаю пилюли из блистера. Пальцы все еще дрожат, и это не такая уж простая задача. Наконец, все готово. Запиваю таблетки водой. Вытираю бескровные губы. Паника – это всегда результат утраты контроля над собственной жизнью. А значит, что? Мне нужно просто понять, как действовать. Для этого не мешало бы, конечно, выяснить, что происходит. То, что Феда хотят загрести в армию, понятно. Логично, что он не окончил военную кафедру, вылетев из универа. Я только одного никак не могу взять в толк. Если он у детей – единственный родитель, как его могут призвать? Нет, тут что-то явно не сходится.

Пока я прокручиваю в голове все возможные варианты, дверь, ведущая в подъезд, открывается. Первым выходит Федор с закинутой на плечо спортивной сумкой, за ним плетутся мальчишки. Я выскакиваю им навстречу.

– Привет.

Пацаны смотрят на меня хмуро из-под надвинутых на брови шапок. А может, мне так кажется, и они просто сонные.