Позже, в тот же день, к нашей радости и изумлению, мы снова услышали радостный крик со смотровой площадки: «Корабль!» Тотчас же на смотровом холме разожгли костер, подняли кусок парусины на флагшток, который мы тоже соорудили, а лодку быстро снарядили и оттолкнули от берега. Вскоре все, кто мог, поднялись на наблюдательный холм; и действительно, там была маленькая барка, которая только что обогнула мыс и плыла вдоль западной стороны острова с легким ветерком. Все паруса были подняты. Она действительно выглядела как картинка; на самом деле, говоря за себя, никогда в моей жизни не было более желанной картины.

Теперь нам было жизненно важно обсудить, увидит ли она нас или наш сигнал, или же наша лодка будет плыть достаточно долго, чтобы успеть перехватить ее. Мы ждали и ждали, пока она медленно продвигалась вдоль острова, и наконец поняли, что она действительно увидела нас. Вниз спускались ее брамсели и стаксели; вверх поднимались грот-паруса и фок-паруса, и она определенно шла к суше. Радость! О, какая радость, никогда еще не было такого приятного зрелища. Кроме того, она также видела нашу лодку, которая, как мы наблюдали, подошла к борту этой барки, и второй помощник прыгнул на борт.

Таковы были вопросы капитана Хейворда:

– Какой корабль?

– «Холт Хилл», сэр.

– И что же случилось?

– Крушение и полная потеря корабля.

– А сколько вас еще осталось на острове?

– Всего тридцать семь, сэр.

– Боже мой! Я не могу взять всех вас. Мне уже не хватает провизии для моей собственной команды из шести человек.

Затем через несколько мгновений он тревожно задумался и сказал:

– Я возьму с собой половину.

– Ну, сэр, боюсь, что это будет означать верную смерть для тех, кто останется на острове, – ответил Моуэтт.

– Неужели все так плохо? – спросил капитан Хейворд. Затем, пустив осторожность по ветру, он сказал: «Ну, хорошо, тогда скажи им всем, чтобы они шли вместе. Мы как-нибудь справимся».

Моуэтт был просто немного мудр и сказал: «Мои люди все измотаны, сэр. Как вы думаете, не могли бы вы послать четырех своих людей в лодке?»

Команда нашей лодки была измотана даже этим коротким рывком, но Моуэтт полагал, что с нашими ребятами на борту, какими бы слабыми они ни были, не будет никакой вероятности того, что случилось тем же утром, и было бы еще более вероятно, что это сценарий не повторится, если бы он смог убедить капитана отпустить некоторых из своих людей с приказом забрать наших людей. Он попросил капитана Хейворда встать как можно ближе к устью лагуны, чтобы «Куронгу» не пришлось спускать шлюпку, и они могли бы сойти в то хитроумное сооружение, на котором приплыли наши люди.

Наша лодка подошла к берегу с экипажем «Куронга» и велела нам сесть в нее и отплыть. Тридцать семь человек ввалились в этот старый галиот и с помощью самодельных весел протащили его к устью лагуны. К счастью, это был один из тех редких дней, когда практически не было волн и почти не было ветра. В тот момент, когда мы подошли к кораблю, швы на лодке начали расходиться, и внутрь хлынула вода. Мы отчаянно тянули тюки со всем, что у нас было, и нам оставалось рукой подать, чтобы добраться до «Куронга» на лодке или вплавь. Мы даже рвали наши рубашки и запихивали тряпки в швы, пытаясь заставить лодку проплыть еще несколько минут. Мы подошли поближе, и последний человек едва успел выйти из лодки, как она наполнилась водой и камнем пошла ко дну. Но мы снова были на борту с приятным ощущением корабля под ногами.

«Ну что-ж, ребята, – сказал капитан Хейворд, – я рад, что вы на борту, и положил вам все печенье и масло, какие у меня есть. Угощайтесь, вы вполне можете плотно поесть. Мне действительно не следовало бы брать вас всех, но мне кажется, что если я вас оставлю, то вы все умрете еще до того, как появится следующий корабль. Я просто надеюсь встретить корабль и достать у них провизии. Я частично нагружен сахаром, иду от Маврикия до Аделаиды, и вы можете постараться добраться до туда, чего бы это ни стоило».