Уверенными движениями она размахивает расческой и ножницами в такт музыке по радио. Внезапно у меня перехватывает горло, но я не обращаю внимания, ведь чутье говорит мне, что это нужно сделать. Если бы потребовалось назвать причину, я бы не смогла. Может, то, что осталось от человека, которым я была прежде, так бунтует против того, кем я стала теперь. А может, я просто не в силах больше видеть себя, потому что «видеть себя» означает «видеть Иззи».

– Ну вот и все! Закончили. Как тебе? – Пару часов спустя все свершилось. Фанни приглаживает мне волосы, я встречаю в зеркале ее взгляд и только теперь вижу себя по-настоящему. Только теперь осмеливаюсь встретиться с моим другим, моим новым «Я». От неожиданности задыхаюсь, дыхание ускоряется. Я вижу, как у меня расширяются глаза, а губы складываются в маленькую букву «о». Медленно поднимаю дрожащую руку. Фанни, отойдя в сторонку, не беспокоит меня.

Моя рука дотрагивается до волос: вроде бы такие же, как всегда, только теперь намного, намного короче. Я знала, что меня ждет, – и все же не знала. Снова и снова пропускаю прядки сквозь пальцы. Они мягкие и на ощупь непривычно чужие, до меня доносится аромат шампуня, цветочный, свежий. Затем, подняв и другую руку, я провожу ею по голове слева. Здесь волоски щетинятся, но не колются и не царапают кожу. Вот и нет моей длинной светлой гривы, короткие черные волосы на свету слегка отливают синевой, отчего глаза кажутся больше и светлее. Справа они спадают до подбородка, укорачиваясь к затылку, а слева ничего не осталось. Безупречный side-cut. Благодаря иссиня-черному цвету волос кожа сияет, и голубые глаза тоже. К сожалению, выделяются и появившиеся этой ночью круги под глазами.

Контраст огромен.

– Мне кажется, замечательно! Тебе идет, – подбадривает Фанни, потому что я не издаю ни звука. Она и не подозревает, что дело не в ней. Я смотрю на нее с благодарностью, надеясь, что она поймет. Я глубоко верю в то, что некоторые вещи можно понять и так. Без объяснений. Не сознавая, каким органом их понимаешь. Просто знаешь, что так и есть. И я молюсь в душе, чтобы и Фанни как-нибудь догадалась. Сообразила, что вот это вот для меня больше, чем стрижка. Что, сделав ее, я потеряла и приобрела больше, чем она может себе представить.

– Пойдем, можешь взять еще шампунь. – Фанни идет к стойке администратора, и я медленно следую за ней. Мой взгляд постоянно ищет зеркало, чтобы подтвердить: все происходит на самом деле и я теперь выгляжу по-другому. Уже не так, как Иззи, но и не так, как Ханна. И я спрашиваю себя, действительно ли это преображение что-то изменило.

Заплатив, я выхожу из парикмахерской. Не в силах удержаться, опять провожу рукой по стриженому затылку, верчу головой, которая ощущается легкой, почти что обнаженной. Я чего-то жду. Возможно, что появится радость или волнение, или внезапные угрызения совести. Но ничего не появляется. Только слова. В голове без остановки крутится: «ничего не изменилось»! И я киваю, потому что это правда.

Я плюхаю шампунь в корзинку. Руки хватаются за руль пестрого велосипеда, правая нога перемахивает через седло. Сделав глубокий вдох, рывком трогаюсь с места. Ноги словно сами по себе нажимают на педали, я не могу их остановить. И это притом что дыхание становится все чаще, а глубоко в душе что-то все сильнее сжимается. Все во мне кричит: ты едешь не туда! Мне хочется уехать далеко-далеко, а не домой.

Страх. Это страх. Но ужасен не страх сам по себе. Нет, страшнее всего, когда не знаешь, чего боишься. Когда он просто есть и обнимает тебя, как старый друг, – сковывая, вместо того чтобы защитить.