– Пуру́ – для утвари домашней!  – восторженно звучали голоса братьев. – Ора́нги – для слабых телом и больных духом! Хлаза́ – для красоты женщин! Гвирты́ – для упоения кровью! Мели́ны – для славных подвигов! Шуте́ра – для жаждущих безумия! И Йур Ха́ул:  из рук последнего мертвеца – в руки первого новорожденного, – для Владетеля земель Тэи!

– Пара льяд – и расстанемся с Глупостью, – пробурчал Аман. – Во время Охоты дел будет невпроворот. Если не знаете, чем заняться – поменяйте воду, принесите угля, но чтобы в кузне я вас без дела не видел.

Кузнец не кричал, он отчитывал детей ровным, почти бесцветным голосом, но до того сильным, что у старшего виновато опускалась голова, даже когда он не был ни в чем виноват, а Коган, прежде убедившись, что отец стоит к ним спиной, строптиво морщился. Хотя дети не сомневались: широкая спина строгого трудяги замечает больше, чем положено обычным спинам.

Дверь затряслась от громкого стука. Вошел местный убогий, звали его Упок  – с улыбкой, не исчезающей даже в самую отвратительную погоду, вороватым, прячущимся взглядом, в старых лохмотьях. Каждый фетовец считал проявлением порядочности и великодушия выбрасывание глупцу ненужного хлама. Упок волоком втащил корзину, полную грязных камней: совсем недавно ливень беспощадно исхлестал землю, пропитав почву на локоть, а то и глубже.

Глупцы и дети близлежащих обителей и селений ползали по лесам, полям и зарослям тростника, собирали все, что походило на карги: камни величиной с кулак или чуть меньше, с кулачок Когана, и приносили кузнецам, получая за работу еду, а то и часть улова. Только вот таких честных, как Аман Кулун, не сыскать по всей границе с Новыми землями: от непроходимых Дургам на юге до заболоченных степей центральной части земель Старых, – а это, ни много ни мало, с пяток мелких, как Фет, селений и пара городищ размером побольше. Глупость совпадала с сезоном дождей – по этой или по какой другой причине, но сбор камней в это время считался занятием грязным и недостойным, а надежда найти среди прочих редко падающие карги – пустой мечтой идиота. Другое дело Охота, следующая за Глупостью, когда боевые карги падали заметно чаще.

Аман перехватил корзинку и с легкостью втянул внутрь.

– Сходи в дом. Халла угостит овсяным киселем и свежей лепешкой на ужин, а потом возвращайся,  посмотрим, что ты заслужил сегодняшним уловом.

Упок закивал и попятился к выходу, а Кабиан, успокаивая желудок, заурчавший от напоминания о маминых лепешках, подцепил крюком корзинку и потащил к горну.

Тут же подскочил младший:

– Дай я! – И подвинул бочком брата, когда тот уже вываливал камни в железное корыто на кирпичной кладке у горна.

Хотя обычно отбором пуру занимался старший брат, он лишь отступил, удивленным, и занял место на втором этапе, возле емкости с водой.

Кряхтя и тужась, младший вывалил груду камней, худенькими ручонками в огромных холщовых перчатках распределил ровным слоем и привалился к корыту, чтобы отколупывать подсыхающие комки грязи и наблюдать за проявлением слабого фиолетового свечения пуру от тепла тлеющих углей.

Началось таинство представления каргов кузнецу.

Аман гремел формами для посуды, отбрасывая искореженные, сопел и тяжело вздыхал.

– Завтра утром я иду в Ручей, помочь с обустройством новой кузни. Каб, ты пойдешь со мной, а ты, Ког, почисть горн, да особо молотком не колоти, а не то весь шлак въестся в горловину, потом не отскрябаешь. Горн надобно всегда держать в чистоте.

– Знаю, – недовольно насупившись, пробормотал Коган. – Пап, а почему обычные камни называют немыми? У каргов что ли язык есть?