Семейные узы были важны и для появления первых женщин – политических лидеров в Латинской Америке. Никогда не занимавшая высших политических должностей Эвита Перон, вторая жена президента послевоенной Аргентины Хуана Перона, обладала большим влиянием и при жизни, и после своей смерти. Она сыграла особенно важную роль в предоставлении аргентинским женщинам равных с мужчинами избирательных прав в 1947 году. А третья жена Перона, Исабель, стала первой женщиной-президентом Аргентины после смерти своего супруга в 1975 году. Но в последнее время латиноамериканские женщины избираются на руководящие посты и без каких-либо династических связей. Хотя аргентинка Кристина Фернандес, сменившая на высшем посту своего покойного мужа Нестора Киршнера, и вписывается в старый шаблон, но ни Дилме Руссеф в Бразилии, ни Мишель Бачелет в Чили никакие родственные связи не потребовались. Они добились известности исключительно благодаря собственным талантам и усилиям и пришли к власти в результате заслуженного авторитета в своих партиях и странах в целом. Бачелет, принадлежавшая к Чилийской социалистической партии, занимающей в основном социал-демократические позиции, была президентом Чили в 2006–2010 гг., а Руссеф из Бразильской рабочей партии пришла на смену президенту Лула да Силва также в 2010 году. Этих двух женщин роднит их активное участие в оппозиции военным диктатурам в своих странах, за которое обе они подвергались преследованиям и пыткам.

Современные антропологические исследования расширили наше представление о развитии лидерства в различных обществах. Они пополнили ряд доказательств, подтверждающих правоту некоторых предположений теоретиков эпохи Просвещения, о которых упоминалось выше, и в то же время позволили их скорректировать. Сегодня совершенно очевидно, что уже в древних обществах присутствовало широкое разнообразие способов принятия решений. Во многих эгалитарных общинах охотников-собирателей лидеры отсутствовали вообще, в то время как у других имелись вожди[152]. Кроме того, поскольку охота и собирательство являлись для человеческих существ способами добычи средств пропитания на протяжении 99 % всего времени их существования, нет ничего удивительного в том, что способы достижения согласия и разрешения противоречий разнились в этих сообществах в зависимости от времени и места[153]. Американский ученый Джаред Даймонд отмечает значение размера сообщества. Если оно состоит из нескольких сотен человек, которые не только знакомы друг с другом, но и находятся между собой в родстве, то можно обойтись без вождя. Даймонд пишет:

«В племенах сохранилась неформальная, «эгалитарная» система правления. Распространение информации и принятие решений осуществляются всей общиной… Во многих горных деревнях [Новой Гвинеи] есть так называемый «большой», самый влиятельный человек селения. Но это положение – не должность, подразумевающая какие-то обязанности, и его влияние носит ограниченный характер. У «большого» нет собственных властных полномочий… Он может всего лишь пытаться направлять общинные решения. «Большие» достигают своего положения благодаря личным свойствам, и оно не переходит по наследству»[154].

Однако в некоторых случаях «большие люди» со временем превращались в вождей и, по мнению антрополога Маршалла Салинса, использовали свою руководящую роль, чтобы подорвать эгалитарные основы племени, ввести экономические обязанности и заставить людей приносить больше, чем это нужно для пропитания. Изначально таких вождей сдерживало понимание, что все их соплеменники – члены одной большой семьи, но некоторые шли на отречение от родственных уз ради возможности прибегнуть к еще более беззастенчивой эксплуатации