Случались дни, когда Альбинушка приходила на урок особенно бодрой. Тогда она прикрикивала на очередного баяниста (их певичка меняла, не дожидаясь одобрения педсовета и, почему-то, после уроков уводила домой). Распевки в такие дни проходили весело и без историй о мучениях Моцарта, а песни пели вообще замечательные – про Кубу и Че Гевару. Если верить Сережке, всё зависело от того, поддатой ли пришла на урок Альбинушка… 

– С чего-о начинается Ро-одина? 

С картинки в твоем букваре… 

С хоро-оших и верных това-арищей, 

Живущих в соседнем дворе-е… 

– Достаточно, – громко захлопала, наконец, ладонями Альбинушка, почувствовав готовность многочисленных связок к новому этапу пения, – теперь нашу интернациональную. 

Класс недовольно загудел. 

– Да не «Интернационал», а про Кубу! – рассерженно прикрикнула на ребят учительница. 

Последовал единодушно-одобрительный вздох. Про Кубу песня хорошая. Её выучили недавно и пели на два голоса. 

– Небо надо мной, небо надо мной, – начинали вторые голоса. 

– Как сомбреро, как сомбреро, – подхватывали первые. 

– Берег золотой, берег золотой, – не унимались вторые. 

– Варадеро, Варадеро, – что есть силы тянули первые. 

– Куба далека, Куба далека 

Куба рядом, Куба рядом! 

Это говорим, это говорим 

Мы! – торжественно заканчивал общий хор.

В финальном припеве Инге позволялось издавать любые звуки, а Сережка орал что было сил. Альбинушка взмахнула обеими руками, заканчивая урок. Потом, покачиваясь, уселась за учительский стол и уже не реагировала на всеобщее ликование по поводу окончания урока. Мощный голос бывшей певицы вонзался в ушные перепонки, только если кто-нибудь в порыве радости начинал скакать через парты или опрокидывалась партитура. 

Урок пения по средам ставили последним. Теперь предстояло забрать подшефное третье звено, и отправиться строем на Строительную. 

– Знаете что, – заявила в тот день мальчишкам Инга, – чтобы я больше не слышала этого вот вашего «черствые булки», «невкусные конфеты»… Она же старенькая. Нас отправили помочь, а мы только чаи гоняем, да выспрашиваем, откуда то, откуда это. Сегодня устроим Аделаиде Ефимовне генеральную уборку. Ясно? 

– Ух ты! У вас кубинский трогон появился! – начал по привычке Коля, едва переступив порог, но умолк под свирепым Ингиным взглядом. 

– Правильно, детка. Эта птичка живет на Кубе. Правда, красивая? – обрадовалась старушка, протягивая чучело невиданного пернатого, красно-сине-белым оперением повторяющего цвета кубинского флага.

– Никакой Кубы! – шикнула на мальчишек Инга и, словно на репетиции, быстренько распределила роли. 

Ведра, тряпки, веники и мыло нашлись для каждого. Даже маленький Славик в тот день умотался, таская мусор в бак за оградой. Инга с Димой трясли пыльные половики во дворе, когда из-за соседского забора донеслось: 

– Да что б тебя! Аделаида! Твоя кошка опять двух цыплят задавила! 

– Не наговаривай на животинку Фомич, – возмущенно закричала в ответ старушка. 

Голос стал неузнаваемо злым и пронзительным, но сосед не унимался: 

– Ты не ори, старая ведьма! Никто тебя не боится! Разве это по-соседски? Твоя животинка так весь выводок у нас сожрет. Не кормишь ты её, что ли?! 

– Неужто мне кошку покормить нечем! А с чего это ты взял, что моя кошка пакостит? 

– А чья ж ещё?! 

– Так, может, собака какая повадилась, или коршун. Откуда мне знать. Закрывать надо цыплят-то. 

– А то мы не закрываем! 

– Плохо закрываете, раз пропадают! 

Седая кошка из-под крыльца поглядывала на кричащих и словно ухмылялась. Разноцветные глаза зловеще светились в полутьме. К слову сказать, виновница раздора заметно округлилась в последнее время. Хвост распушился, седая шерсть лоснилась и отливала лиловым…