– Сам не встанет.

– Тогда отпустим, – поднял стрелок винтовку.

– Стой, – скомандовал Скарт, – эту почётную обязанность мы поручим нашему гостю, – ты убивал? Да, грязь, тебе говорю, – сверлил он Тима безумным взглядом, – людей убивал?

Схватив Тима за волосы, поволок в тот конец трюма.

Встали метрах в трёх. Изувеченного человека била крупная дрожь. Ушей едва касался тихий почти непрерывный стон.

– Лёгкая штурмовая винтовка «А 12», – повернувшись к Тиму, Скарт перехватил оружие. – Меняем магазин, – совершая манипуляции с оружием, Скарт, словно новобранца, обучал Тима, – взводим, – нажал он на кнопку, – ждём сигнал индикатора, целимся и стреляем. Взял, – протянул он оружие Тиму.

Тим не шевелился, он просто молча стоял и смотрел на винтовку.

– Взял, я сказал.

Шлепок ладонью в ухо едва не сбил с ног. Морщась от звона, потянул руки к оружию.

– Это прицел, – встав за спиной, инструктировал сержант, – смотришь в визор, наводишь метку и жмёшь вот сюда. Стреляешь сперва в колено, в другое, потом в живот и голову. Давай, грязь, делай, чистым на тот свет я тебя не отпущу.

Совместив метку целеуказателя с коленом жертвы, Тим резко переместил ствол и выстрелил пленнику в голову.

Время застыло. Целую бесконечность он смотрел, как кровавые ошмётки медленно разлетаются по палубе. Тим знал, что облегчил участь пленника, такое пришлось видеть и на Вироне, но только тогда добивал не сам.

Перед глазами стояли полные то ли благодарности, то ли проклятия глаза первого убитого им человека. Всё и так было очень плохо, но убив, Тим ощутил себя настолько мерзко, что жить уже совсем не хотелось. Выронив винтовку, рухнул на колени. Желудок заходил ходуном, на заляпанную кровью и белоснежными осколками черепа палубу извергся поток желудочного сока.

– Фу, мразь, – выругался сержант, – встал.

Вскоре Тим стоял на месте убитого им пленника. Смотрел перед собой, а мимо неслись искры запаянной в энергетическую оболочку взрывной начинки.

Они развлекались. Тима заставили приложить руки к голове и развести ладони. Он чувствовал колебания воздуха, когда стреляли между ладонями. Стреляли впритирку с головой, телом и ногами.

Глядя на бесноватую толпу убийц, Тим покорно стоял, скованный охватившим вдруг равнодушием. Время тянулось. Рядом хлопнуло, щёку оросили тёплые брызги, и второй пленник беззвучно осел на палубу. Зная, что настал его час, Тим принял смерть как избавление.

Финальную часть казни остановил Марин. Залетев в трюм он, водя по сторонам злющим взглядом, громко выговаривал и сержанту, и всем остальным. Затем под молчаливыми взглядами профессиональных убийц, подталкивая Тима в спину, вывел его из трюма.

***

– У тебя ноготь оторван, на коже болтается, что делать?

– Рви, – едва слышно выдохнул Тим.

Как добрался до узилища, помнил смутно, как Марин принёс тряпьё, вонючую мазь и приказал детям обработать раны, не помнил вовсе. Младшие, с ужасом посматривая на Тима, плакали, тринадцатилетний Волис робко делал попытки наложить повязки. Из всей малолетней команды опыт знакомства с ранениями был только у Тима, и, хоть раны от клыков и когтей мало походили на его болячки, пришлось самому руководить действиями Волиса.

На первый, едва ощутимый толчок, никто не обратил внимания. Когда корабль тряхнуло ещё раз и на секунду погас свет, все принялись озираться.

Грохот где-то выше и в стороне. Протяжный, ударивший по ушам стон раздираемого металла и выбивший Тима с койки удар прошли одновременно. Послышались хлопки аварийных переборок, система оповещения покатила по палубам крейсера сигнал тревоги.

Едва не выломав дверь, в узилище влетел Марин. Растрёпанный, с ошалевшими глазами, он заорал так, что вздрогнули стены.