Кольцо продолжало сжимать палец, так что он стал бордовым. Это еще больше нагнало на мальчика ужас. Вскоре раздалось шипение и легкий щелчок. Кольцо как бы растворялось, словно проникая внутрь детского пальца. Тут же на тыльной стороне ладони, из-под кожи, вышел круг с изображением птиц и каких-то знаков. Антоша снял тряпку, которой раньше замотал порез, и энергичными движениями руки попытался стереть странные метки. Поняв, что все старания тщетны, он замотал символы тряпочкой и, мысленно попросив прощения у скелета за казус, решил пойти в клуб, тем более, что начал накрапывать дождь. Оставив одинокие кости воина, мальчик быстро преодолел расстояние до клуба.

– «Летят журавли» – Прочитал мальчик висевшую афишу.

– Это что еще за побрякушки? Сдай! После сеанса заберешь. – Сказал дежуривший комсомолец.

Забрав бубен, дежурный сделал парочку Нанэ Нанэ Драдану Данэ и, изобразив для девчат, подпиравших стены у кассы, цыганку Азу, положил бубен к другим вещам, по-видимому, тоже изъятых в целях достижения тишины при просмотре фильма. Немного потолкавшись в очереди, Антоша взял билетик и купил себе мороженое, поискал глазами Лешку. Алешка заметил его раньше и помахал рукой. Он уже занял Тоше место. Теперь два товарища сидели прижавшись друг к другу и уплетали мороженое в стаканчике. В зале погас свет, и все присутствующие стихли. На экране пошел юмористический киносборник журнала «Фитиль», а затем включили фильм. Сельские жители обожали кино и ходили на одни и те же фильмы по несколько раз. Многие фразы были уже заучены наизусть. Дети с удовольствием смотрели кино и даже всхлипывали на некоторых моментах. Зал шепотом в один голос повторял слова героев в понравившихся моментах фильма. Иногда тишину зала нарушала нарастающая за занавешенными окнами гроза. Раскаты грома были такие сильные, что собаки забились в угол будки. Молнии прорезали небо вдоль и поперек. Кино закончилось, и в зале включили свет. Моргая заплаканными, где от радости, а где от сопереживания героям, привыкшими к темноте глазами, сельчане выходили в фойе клуба, бурно обсуждая фильм. Ребята выкатились из зала вместе со всей толпой. Антоша забрал свой бубен, и все сельчане сейчас стояли вдоль стены, не желая выходить под сильный дождь. Прошло около пятнадцати минут, но никто так и не решился выйти, пока уборщица тетя Валя не подперла народ сзади шваброй. Ребята поеживались, представляя холодные струйки дождя за шиворотом и на макушке.

– Ну? Чего смотришь? Ты, наверное, нашаманил! – Пытался пошутить Лешка над Антоном. – Давай уже! Расколдовывай! – И Лешка сделал пару пасов руками.

Желая ему подыграть, Тоша постучал в бубен и сказал:

– Гроза успокойся! Я вождь индейского племени Гибкий Лук. Приказываю тебе! – Подняв замотанную тряпицей руку вверх, добавил. – Раскаты грома успокойтесь!

Сильный проливной дождь за окном перешел на моросящий, а грохот и сверкания молний внезапно прекратились. Народ, стоящий у дверей, и Лешка опасливо покосились на маленького колдуна. Дежурный нарушил подозрительное молчание:

– Ну? Что встали? Дождь прекратился, давайте расходитесь! Дайте человеку полы помыть.

Комсомолец поднажал на толпу, и все высыпали на улицу. Лешка высунул голову из дверей, морщась от холодной измороси. У дверей, снаружи, в плаще с зонтом, с детскими резиновыми сапожками под мышкой стояла бабушка Пелагея. Тошка надел сапоги, и оба мальчика, прячась под зонтом заботливой старушки, прошагали к дому Алешки. Передав Алексея в руки родителям, бабушка с внуком прошли к своему дому. Едва Пелагея зашла в дом, как взяла за ухо Антошку: