– Стас, ты вырос…

– А ты – нет, – с такой же странной интонацией заметил он, шагнув навстречу.

– И ты выпил!

Стас подошел к ней и осторожно, словно она была фарфоровой, сжал её плечи:

– Н-ну, д-да, прпыстил рюма… шку… Одну… чесслово! Вика, не пргоняй меня, пж… пжласта… – окатив водочным амбре, он умоляюще заглянул ей в глаза. – Не п-пргоняааай, а!

– Да бог с тобой, заходи. Куда я прогоню тебя, в таком-то состоянии.

Стас криво ухмыльнулся:

– Камсмлка Науменква, мне не паслышлсь, ты упомя … нула бога? А как ж т-твой воин… воен… ик… ат-теизм?

– Может быть, я и не выросла физически, лейтенант Косогоров, но ума у меня, определенно, прибавилось. Еще вопросы есть?

– Есть, – Стас перешел на шепот. – А мамк не буит руга. . ик… са, если я зайду?

– Думаю, нет. Она никогда не была против тебя, а сейчас мамы и вовсе нет дома, она у бабули. Вернется, как обычно, завтра в…

– Девять срк семь? – закончил Стас. – Пооомню… Мы встреча… ли её с эт-того авто… бса лет-том. Она т-тогда мешк-ками яблоки воз… ик … ила.

– Да-да… Ну, заходи уже. А то соседи уши греют.

Вика усадила Стаса на кухне, поставила чайник и достала из буфета баночку с вареньем.

– В-вишнёооовое, – расплылся в улыбке Стас, – без ко… стчк.

– Твоё любимое, – Вика дала ему ложку. – Ешь, я помню, ты всегда хомячил прямо из банки.

Стас протянул руку, но вместо того чтобы взять ложку, обхватил огромной рукой Вику за запястье и потянул к себе. Мягко, как будто давая возможность вырваться, но Вика не стала. Она уселась ему на колени и уткнулась носом в твердую грудь. Может быть, Стас и вырос, подумалось ей, но пах он точно так же, как тогда. Теплом и сдобной булкой. Конечно, в палитре ароматов сегодня ощущались сильные нотки спиртного, но они не отталкивали Вику. Нисколько.

Стас обнял её, ласково прижал к себе, и так они сидели, пока не закипел чайник. Молча, но казалось, будто разговаривают их сердца и души. Чай пили тоже молча, чинно рассевшись по разные стороны стола. Только пожирали друг друга глазами, будто заново изучая.

Но потом Стаса словно прорвало. Он сполз к её ногам, положил голову ей на колени и разрыдался. Не смущаясь, не сдерживаясь, выплескивая из себя всю боль, он плакал так, как никогда не позволял себе, даже в детстве, размазывал по щекам слезы, давился, выл. Он горевал по отцу, винил себя в том, что не смог проводить его, благодарил Вику за помощь. А ей только и оставалось, что гладить его по голове, перебирая непослушные русые пряди пальцами, и шептать какие-то жизнеутверждающие слова. Когда он выдохся, когда слезы иссякли, а боль, выплеснувшись наружу, стихла, Вика умыла его, отвела в свою комнату, уложила на софу и, откинув любые сомнения, примостилась в его объятиях. Потому что это был Стас, потому что ему сейчас было плохо.

***

Стас открыл глаза и некоторое время просто разглядывал потолок. Вот эта трещинка ему в детстве всегда напоминала собаку, а эта – птицу… Стас моргнул, однако собака и птица остались на своих местах. Когда он, не веря себе, опустил взгляд, то увидел, что на его груди лежит белокурая головка… Вика? Всё было в самом деле? Так это был не сон!

Он действительно здесь, а Вика… она сейчас сладко спит, прижавшись к нему. Стас трясущейся рукой осторожно провел по золотистым волосам, упиваясь их мягкостью и шелковистостью. Господи, как же он по ней скучал. Как же ему не хватало её! Вика вздохнула и потерлась щекой о его ладонь. И всё… Его разум взорвался.

Стас схватил её за плечи, уложил на спину и принялся целовать, как ненормальный, позволяя своим ладоням поглаживать её крепкую грудь, плоский живот, округлые ягодицы. Он сорвал с Вики водолазку, стащил лифчик, не прекращая целовать, снял с себя свитер и, желая слиться ней, прижался обнаженной грудью к её теплому телу. Вика застонала, попыталась что-то сказать, но он, не желая слышать её отказа, впился ей в губы. Понуждая открыться ему, впустить его язык, дать ему насладиться её вкусом.