– Живот подвело, – натужно вывернулся Максимов. – Перекусить бы чего-нибудь…

– Припасы в трюме. Бочки с солониной, крупа… Но если желаете, у меня в кубрике есть сухари, могу поделиться.

Анита затравленно окинула взглядом западню, в которую ее угораздило попасть. Висячий стол, висячие кровати – спрятаться совершенно негде. Второго выхода нет, только круглое окошечко-иллюминатор. Оно не закрыто, но отверстие уж больно узкое.

– Нет. Спасибо… А скажите, этот Нконо… его поймали?

Алекс тянул волынку, как мог, но было очевидно, что Хардинг рано или поздно войдет в кубрик, и тогда все пропало.

Была не была! Анита сняла волглый пиджак, закутала в него найденный в рундуке мешочек и просунула сверток в окно. Он мягко упал снаружи. Теперь можно и самой… Она выдохнула, ступила ногой на шаткую койку и стала протискиваться в окованную медью окружность. Поначалу все шло хорошо. Голова, плечи, грудь… Вдевая себя как нить в игольное ушко, она наполовину высвободилась, но бедра – бедра застряли!

Она дернулась вперед, назад – бесполезно. Хоть плачь… Единственный плюс: на палубе темень, едва ли кто разглядит ее, даже если пройдет мимо. Но это так себе утешение.

Анита услышала, как Хардинг пожелал Максимову спокойной ночи. Еще мгновение – и он войдет в кубрик и узреет болтающиеся ноги и пикантную часть тела, торчащую в иллюминаторе. Какой позор!

– Подождите! – вскричал верный Алекс и, судя по шороху, перехватил Хардинга, уже направлявшегося в кубрик. – Что это?

– Где?

– Вон там… над морем… Смотрите!

Молодчина, он делал все возможное, чтобы выполнить свое боевое задание. Сейчас, когда Хардинг, надо думать, отвернулся от двери, самое время выскочить и раствориться во мгле. Но не выскочишь… Засела как муха в паутине, ни туда, ни сюда.

Побарахтавшись, Анита обмякла. Ее душило унижение. Найдись под рукой пистолет или кинжал – покончила бы с собой, честное слово!

Мысли делались все безотраднее, она зажмурилась, готовясь услышать за спиной глумливый хохот, но вдруг кто-то сгреб ее за шиворот и, точно рыбу из лунки, выдернул из треклятого иллюминатора. Осторожно ее положили плашмя на палубу, и в ту же секунду стукнула дверь кубрика – это вошел Хардинг. Он бубнил под нос что-то вроде: «Идиот! И чего ему померещилось?» Вероятно, это относилось к Алексу. Американец погасил свечу, зашуршала койка, скрипнула балка, к которой она была подвешена. Хардинг улегся спать.

Анита встала, нашарила подле себя пиджак с завернутым в него мешочком. Она силилась проникнуть взглядом сквозь окружавшую ее кромешность, но где там! Удалявшиеся шаги, сопровождаемые учащенным дыханием, свидетельствовали о том, что ее спаситель желает остаться неузнанным. Она бы окликнула его, но через распахнутое окно ее обязательно услышит Хардинг, а выдавать себя нельзя ни в коем разе.

Она подавила искушение немедленно узнать, кто же выступил в роли благородного рыцаря, поднялась на ноги и, стараясь не шуметь, надела пиджак.

Из-за угла показался обеспокоенный Алекс. Увидев ее, сдавленно прошипел:

– Ты здесь? Я думал, он тебя застукает…

– Не застукал. Спасибо за поддержку, без тебя мне пришлось бы худо… Но идем, у нас есть дела!

Анита решила пока что не посвящать Алекса в нюансы своего спасения. Узнает о неведомом выручателе – неизвестно как себя поведет. Еще чего доброго взревнует.

Нконо все так же сидел на фок-мачте, ругался то по-французски, то по-сенегальски и плевал на головы осаждавших, число которых заметно убавилось. Анита насчитала троих: среди них были рыжебородый Карл, австралиец Джимба и юнга Парис. Они уговаривали мятежника слезть и сдаться, но он еще пуще заводился и говорил, что лучше спрыгнет с реи и разобьется насмерть, чем признается в убийстве, которого не совершал.