IV

После той курации прошло два года. А я, тем временем, заканчивал последний курс университета с твёрдым намерением стать неврологом.

Базовое обучение длилось шесть лет, после него студенту следовало выбирать нужное направление для самостоятельной практики, например, терапия, урология… Осваивать специальность можно было в интернатуре в течение года или в ординатуре – тогда на это требовалось два года.

Хотелось поступить хоть куда – лишь бы когда-нибудь держать в руках неврологический молоточек. Воплотить желаемое в действительное или вдребезги разрушить перспективы должно было распределение. Воплощал это противное слово в дело деканат.

Два раза в год, во время учебной сессии в зачётные книжки преподаватели ставили оценки за успеваемость. После окончания всех шести курсов университета деканат на основе этих баллов высчитывал на каждого студента среднее арифметическое. От него всецело зависело место в очереди на распределение по специальностям.

«Студентом года» я точно не был, поэтому из трёх «волн» зачисления мне выпала вторая. Душу грело наличие гарантийного письма от больницы, в которую предстояло вернуться после освоения специальности и отработать пять лет. А это уже душу грело не так сильно, вообще не грело.

В день распределения, а если быть точнее – в утренний его отрезок времени, солнце успело ощутимо нагреть воздух. Несложно представить какой накал страстей кипел в душных, забитых до отказа коридорах деканата. Ещё вчера я приятельски общался с некоторыми однокурсниками, которые сейчас стояли со мной в одной толпе, но сегодня они были для меня уже конкурентами.

Мыслей в голове вертелось много, но самой доминирующей была: «Хоть бы остались места в неврологию!». А студенты всё заходили и выходили из кабинета ректора, где решалась их судьба. Кто-то плакал от решения за той дверью, кто-то радостный выбегал, улыбался и прыгал в объятия друзей и подруг. Прыгал именно в их объятия, потому что родители и прочие родственники внутрь деканата не допускались – было и без того тесно.

«Вот бы взять и так же радостно выбежать, кинуться кому-то на шею!» – подумывал я время от времени в перерыве от основной мысли.

Мой черёд не заставил себя долго ждать. Сердце бешено колотилось, виски пульсировали, но я нашёл в себе силы коснуться дверной ручки кабинета ректора, потянуть её вниз, чтобы оказаться внутри в окружении руководителей здравоохранения.

Внутри всё происходящее напоминало телевизионные передачи про заседания суда. Как и в передачах подобного рода, я словно обвиняемый стоял посреди большого зала в окружении серьёзных людей. Они изучали мои документы, смотрели на меня, потом чей-то голос громко произнёс:

– Перед нами Денис Вячеславович. Имеет желание поступить в ординатуру по направлению неврологии. Гарантийное письмо от больницы при нём. Давайте посмотрим, остались ли ещё выделенные квоты на желаемое направление Дениса Вячеславовича.

Сердце моё заколотилось ещё сильнее, дыхание замерло.

Пауза оказалась недолгой. Когда вопросы между ректором и главным врачом моей больницы были улажены, министр здравоохранения сказала:

– Поздравляю, Денис Вячеславович, вы поступили в ординатуру по нервным болезням, поставьте свою подпись вот в этом месте.

Темп дыхания быстро восстановился, но сердце продолжало ускоренно стучать. Я поставил подпись в приказе о зачислении и вышел из кабинета ректора в общий коридор. Своей очереди за дверью ожидали мои однокурсники.

Воплощать своё желание кинуться кому-то на шею после успешного зачисления я, конечно, не стал, но на душе было очень тепло. Даже теплее, чем от воздуха на улице, который к обеду стал ещё жарче и сквозь который я мчался домой в приподнятом настроении вдоль зелёных аллей.