Я сделала еще один жадный глоток. Почему-то, чем ближе к мужчине, тем становилось жарче. Пить хотелось неимоверно просто…

– Какая вкусная вода… Но какая-то странная… Ты из-под крана ее наливал? – Не сразу уловила какой-то привкус.

– Там джин. Я ж себе делал.

– Волшебно. Шикарно. Восхитительно! Сразу не мог сказать? – Ни разу в жизни в рот не брала спиртного. И очень страшно представить, чем это может закончиться…

– Поздно. Ты уже сделала свой выбор.

– Ладно. Тогда давай, по-быстрому, раздевайся.

– Ого. Как тебя мощно развезло-то, мать. С двух глотков – и ты уже ко всему готова?

– Я буду демонстрировать, как носят эту штуку!

В голове шумело, в глазах немного плыло. Очень сложно наводилась резкость. Язык пока был под контролем, говорил то, что нужно. И не пел дифирамбы грудным мышцам Тихона, которые вдруг захотелось потрогать.

– А разве не ты должна для этого оголиться?

– Нет. Это исключительно для мужчин.

– Хочешь назвать меня п..расом?

– Нет. Так думает тот, кто это тебе подарил! И попросила бы так не выражаться. Не люблю, когда матерятся!

Он все так же смотрел в упор и стягивал футболку… Пришлось облизать пересохшие губы и залпом осушить уже второй стакан – тот, в котором была настоящая вода. Помогло не очень-то…

– Ну, давай, помогай натягивать. – Он развел руки по сторонам, приглашая приблизиться. Такого подвоха я никак не ждала.

Никогда не ведусь на слабо. Никогда. Ни с кем. Ни при каких обстоятельствах.

И теперь не повелась.

Просто захотела проверить на ощупь – каково это, трогать такие мышцы? Тихон, как назло, еще двигаться начал, привлекая все внимание к тому, как мускулы перекатываются под кожей. Красивые, гладкие, мощные…

Такие давно не в моде – обычно на всех показах бродят тощенькие дохляки и заморыши… Но мне-то какая разница? Мне нужно этого откормыша теперь нарядить в женское платье. Иначе – поймет, что это была подколка, и наверняка меня убьет!

– Мне нравится твой боевой настрой, Стефа. – Он дождался, когда я сделаю первые два неуверенных шажка. Сетку с перьями к груди прижала, как что-то самое в жизни. – Но такими темпами, только к утру до меня доберешься. Я знаю, ты можешь быстрее! Давай, жги, Стефания!

– Ты наклонись, хотя бы. – Проснулось упрямство и привычка идти до конца. Правда, они тут же приуныли, когда оказалась так близко к полураздетому мужчине.

Пришлось подниматься на цыпочки и тянуться вверх, и все равно – до его макушки было не достать.

– Значит, будешь упираться, да? Не умеешь тормозить совсем?

Было до чертиков боязно смотреть ему прямо в лицо. Пришлось разглядывать вблизи ту самую грудную клетку… Не менее красивую, чем издали…

– А это у тебя откуда? – Сначала сделала, потом подумала. Потрогала шрамик на ребрах, белесый, давно заживший, заметный только при пристальном изучении. Потом еще один, потом обвела пальцами всю линию, в которую они постепенно складывались…

– Память о детской глупости. Упал на колючую проволоку, запутался, долго вылезти не мог.

– Так это правда, что ты рос беспризорником? – Вскинула глаза, чтобы видеть, как он отвечает. Черт! Лучше бы этого не делала!

Пробрало мурашками от его взгляда и улыбки. Каких-то опасных, непонятных, томительных… И губы у него не только ядовито-злые. Они просто грешные! Полные, твердо очерченные… Мужчины с такими губами должны сидеть под замком, а не разговаривать со мной, стоя в такой опасной близости…

– Что?

Он что-то произнес, но я пропустила значение слов. Засмотрелась.

– Говорю, что ты обещала мне бревно в постели. А ведешь себя, как сухая веточка. Собиралась соблазнять – так действуй, а не тупи!