Она вернулась в кресло, положила ноги на скамеечку и закуталась в одеяло.

Прикроватные часы показывали 11:36.

Веки ее наконец отяжелели, перед глазами появились едва видимые созвездия, которые вращались, вызывая приятное головокружение, навевая сон.

Посреди ночи она почти проснулась, услышав, что одна из собак принюхивается у порога полузакрытой двери спальни.

Гэвин говорил, что, когда они с Джесс отправляются в постель, собаки редко спят одновременно: они сменяют друг друга и по очереди патрулируют дом. Никто не учил их этому, но инстинкт несения сторожевой службы был у немецких овчарок в крови.

Собака – то ли Дьюк, то ли Куини – удовлетворилась тем, что Трэвис спит в своей кровати и все хорошо. Ее когти тихонько застучали по полу красного дерева – обход продолжился.

Джейн снова провалилась в сон и одновременно в прошлое: она уютно лежит под одеялом, за окном падает снег, собаки следят, чтобы никто не тронул ее. Не детские воспоминания, а лишь фантазии, потому что ни собак, ни чувства безопасности она не знала.

Джейн поставила кофе, поджарила хлеб и намазала его маслом. Гэвин разбил и перемешал яйца, затем вылил их на сковородку с жареной картошкой. Джесс зажарила тонко нарезанную ветчину с кусочками желтого перца и луком и уложила все это на блюдо с электроподогревом. Собак покормили в первую очередь, но они надеялись получить что-нибудь еще и сидели, навострив уши, хотя и не мешались под ногами.

Все трое занимались готовкой, притворяясь, что это очень серьезное занятие: надо было как-то отвлечься от мысли о скором отъезде Джейн. Точно так же они преувеличивали значение приема пищи, делая вид, будто проголодались. Разговор был слишком громким, слишком быстрым, а смех казался искусственным.

Трэвис говорил о том, чем можно заняться днем, так, словно его мать тоже собиралась в этом участвовать, включая обед и игры со светящейся тарелкой. Он предлагал имена для пони, говорил о том, как наконец оседлает ее, словно Джейн могла увидеть его первый выезд через несколько дней. Та не прерывала сына, называла свои клички – ведь он знал, что, невзирая на все их разговоры, мать уедет. Это были лишь приятные мечты – оба пока еще могли не думать о неизбежном, надеясь увидеть что-то совсем другое.

И вот она уже прощалась с Джесс и Гэвином; после этого Трэвис один проводил ее до «форда». Машина ему понравилась, он посидел в салоне вместе матерью. Оба вспоминали январскую поездку через всю страну в машине, которая была далеко не такой надежной.

Поняв, что время настало, он отвернулся к боковому окну и потер глаза кулачками, потом сунул соленую костяшку в рот и прикусил ее. Джейн видела, как крепко он сжимает зубы, чтобы остановить слезы, но не стала говорить «перестань плакать». Он скорее научится самообладанию, если дойдет до всего сам.

И еще Джейн не стала заверять его, что в конце концов все будет хорошо. Она не могла лгать ему. Трэвис сразу распознал бы ложь и испугался бы из-за того, что она считает нужным приукрашивать положение дел.

– Здесь ты в безопасности, – сказала она.

– Я знаю.

– Ты чувствуешь себя здесь в безопасности?

– Да.

– И ты всегда хотел собак.

– Они хорошие.

– Да. Особенные.

– А когда ты сможешь арестовать кого-нибудь?

– Я на пути к этому.

– Ты же ФБР. Ты можешь их арестовать.

– Сначала нужно собрать улики, – объяснила Джейн, думая о том, сумеет ли она когда-нибудь докопаться до сути. – Ты ведь знаешь, что такое улики?

– Доказательство, – ответил он.

– Правильно. Ты настоящий фэбээровец, знаешь всякие полицейские штуки.

Трэвис снова посмотрел на нее красными глазами. На ресницах больше не висели капельки слез. Он молодец, ее маленький мужчина.