– Ты – красавица! А ты эту Любовь-то видела? Что там за чудо? Может быть не так уж там все серьезно? Ты что делать думаешь? Оставить все как есть или меры какие-нибудь принять?

– А что тут можно поделать, если он меня разлюбил.

– Разлюбил – не разлюбил! А ты его любишь? Только не торопись, себе ответь.

– Конечно, люблю, что ж я столько времени с ним вместе, – быстро ответила Женя.

– Ну, да… – качала головой Таня. – Тут тебе ничьи советы не помогут. Механизм такой: ты для себя должна решить, нужен он тебе или нет. Если ты свою жизнь только с ним видишь, тогда прости его и попробуй вернуть. Помнишь, я тебе рассказывала про медсестру в Вовкином отделении. Ну, мы еще женаты не были, – напомнила Таня, – такую блондинку в невесомом халатике. Вовка на нее глядел и прямо слюни пускал. А я тогда ему лучшим другом была. Все его откровения выслушивала, советовала, понимала. Не могла же я ему прямо сказать: «Ты, Вовка, мне больше подходишь, а эта блондинка тебя не оценит, к ней такие вовки в очередь выстраиваются каждое дежурство». Вместо этого говорю: «Ты, Владимир, не теряйся. Девушки сюрпризы любят – у нее день рождения, а она дежурит, бедняжка». Вовка и пошел поздравлять, а ее в ординаторской завотделением уже и поздравил и свечку задул. Вовка тогда так переживал, что дураком себя выставил: они, понимаешь, на рекорд шли – «Кама-сутра» отдыхает – а тут он с розочками и тортиком. Вся любовь прошла за пять минут. Зато до сих пор гордится тем, что меня, честную девушку, соблазнил.

– Что тебе сердце подсказывает? – уже серьезно спросила Таня, вглядываясь в лицо подруги. – Может и не нужен он тебе вовсе?

– Нужен, Таня, – тверже сказала Женя.

– Ну, тогда еще не все кончено. Вы с ним долго вместе, а это чего– то стоит. Если бы жены мужьям каждый раз вольную давали как они накосячат, так про институт брака только в учебниках истории писали бы.

Как всегда бывало рядом с Таней, к Жене возвращалось душевное равновесие и вера в лучшее будущее. И, как всегда, всколыхнулось чувство легкой белой зависти к семейной подруге с ее каждодневными домашними заботами и хлопотами о любимых и любящих. Но, к счастью, сил физических для переживаний у нее уже не было и в эту ночь она быстро заснула на Танькином скрипучем диване.

Когда на следующий день Женя приехала к родителям, она уже была почти спокойна. Мама, конечно, уже догадалась, что замужество любимой дочери откладывается по неизвестным пока ей причинам. Ирина Степановна всегда сердцем чувствовала, что требуется в трудный жизненный момент ее родным: сочувствующий или даже жалостливый взгляд, крепкое словцо или нужно сделать вид, что ничего не происходит. Последнее сейчас требовалось Жене. Отцу было велено никаких вопросов не задавать и вести себя как обычно. Для Алексея Ивановича главным было то, что руки-ноги-голова у дочери на месте, а все остальное поправимо. Тонкой душевной организацией он не обладал и в части семейных отношений полностью полагался на мнение жены, сдержать любопытные взгляды не мог, но помалкивал.

Семья поужинала. За столом родители беседовали и за себя и за дочь. Потом Женя ушла в свою бывшую комнату, в которой уже много лет ничего не менялось.

Мама пришла через полчаса, присела на край кровати и спросила:

– Жень, я бы хотела знать, что произошло у вас с Димой. Конечно, если ты захочешь рассказать. Что так тебя расстроило?

Женя, лежавшая на кровати, резко села. Она только и ждала этого вопроса.

– Мам, как ты считаешь, после стольких лет знакомства, после пяти лет совместной жизни были ли у меня основания думать, что он меня любит? Был ли у меня повод рассчитывать на узаконивание отношений с Димой?