Аней наблюдал за ними с открытым ртом и затравленным взглядом. Он сидел на своей лежанке, поджав одну ногу под себя, и обнимал небольшую конопляную котомку, в которой из вещей-то был один запасной комплект белья – рубаха, порты и онучи – да краюха хлеба. Ему-то всё одно в Храме выдадут новую робу, а у них уже младшенький подрастает, ему, поди, никто дармовые рубахи шить не будет.

Пилиги поглядывали на парня косо и с нескрываемым презрением.

Ия с каким-то странным, ни на что не похожим волнением спешила на свой первый урок в приходскую школу. Ещё в тот день, когда Аней отплыл в Храмовые скалы, девочка первым делом помчалась к пастору Клеру и уговорила принять её в класс.

Занятия проходили по вечерам, когда основная работа в поле уже закончена, и взрослые расходятся по домам. Тогда у ребятни появлялось несколько свободных мгновений, которые многие из них предпочитали тратить, просиживая целыми вечерами за узкими столами.

Родители школяров не просто охотно отпускали их на занятия, но готовы были в ноги кланяться великому пастору, поскольку он не просто учил их чада грамоте, но делал это совершенно бесплатно. Просто потому, что любил детей.

Когда Ия очутилась в светлице, где проходили занятия, она была уже вся белая и едва держалась на ногах. Добрый пастор сразу всё понял и усадил девочку поближе к себе. Прежде, чем начать свои наставления, он потратил некоторое время, чтобы хоть немного успокоить и привести её в себя.

Началось занятие. Клер что-то вдохновенно рассказывал, эмоционально размахивая руками. Он округлял глаза, делал страшные выражения лица, говорил то громко, то тихо, заговорщицки.

Ия не понимала ни слова. И дело тут заключалось не в том, что пастор ни с того ни с сего перешёл на чужеземный язык, вовсе нет. Он по-прежнему говорил на родном неревском, но от волнения смысл его фраз не доходил до девочки. Знакомые и совершенно обычные слова в одно ухо влетали, а из другого вылетали.

Кое-как собравшись с мыслями, Ия спросила у сидевшей рядом Поляны:

– Я что-то задумалась, о чём это он?

– Рассказывает историю возникновения букв первого порядка, – зашипела Поляна.

– Тихо вам! – фыркнула, сидевшая неподалёку, Стана.

Оказывается, пастор действительно рассказывал трагическую историю создания букв первого порядка. Ия никогда бы не подумала, что за тремя строчками неровных угловатых знаков стоит настолько красивая и драматичная история любви.

Клер говорил, что когда-то, давным-давно, когда на Мырьском континенте ещё существовала империя Саньтар, жила одна молоденькая прекрасная жрица. Должны были пройти годы, чтобы светлое учение Храмовых скал пришло в империю, а пока там процветали различные языческие верованья и самые что ни на есть дедеровы секты. В одной из таких сект жречествовала дева. И была она настолько прекрасна, что перед её красотой не устоял даже сам дедер.

И тогда он покинул своё жуткое обиталище, где до этого веками мучил грешников, и в образе прекрасного юноши ступил на землю. У него со жрицей завязалась любовь. Дедер влюбился настолько, что в один прекрасный день, открыл возлюбленной своё истинное имя. И в знак того, что он вручает своё сердце в руки прекрасной женщины, повелитель тьмы дал ей двенадцать символов. Четыре означали истинное имя дедера, которое никому, кроме него самого не известно. Вторая четвёрка давала власть над этим именем, а третья давала ключ к высшему познанию.

Жрица хранила эти символы, как зеницу ока, но всё же, в один прекрасный день о них узнали в Храмовых скалах. С бесчисленным войском храмовники пришли к месту поклонения дедеру и пленили всех жрецов. Им удалось найти пергамент, на котором в три строчки неровным угловатым подчерком были написаны двенадцать символов. Но к своему стыду жрецы не сумели сложить из них ни дедерово имя, ни, тем более, ключа повеления им. Из букв легко составлялись многие слова, благодаря им фактически можно было записывать целые тексты, но тайного имени повелителя тьмы так и не было сложено.