Шла зима 1944-го, на их участке фронта под Витебском уже несколько недель не наблюдалось активных боевых действий. Для кого-то – затишье. Но и разведка, и снайпера работали без выходных. И Варя ходила на «работу» каждый день. С утра пораньше, пока темно, уходила она на позицию. Облачившись в маскхалат поверх тёплого бушлата, запасшись как следует провизией, пробиралась ближе к фрицам.

Позиция каждый раз выбиралась новая: то овражек на нейтральной полосе, то горелый остов подбитой «тридцатьчетвёрки», то облезлые кустики на пригорке. Охотясь на фрицев, старалась Варя выбрать добычу пожирнее – с офицерскими погонами. Часами лежала, не шелохнувшись, на снегу, ради долгожданного мига – когда в перекрестии прицела окажется подходящий экземпляр. Тогда она спокойно и аккуратно давила на курок. После этого немец обычно падал; изредка Варя мазала. Но в любом случае после единственного выстрела девушка пряталась и не высовывалась уже до темноты, когда, наконец, становилось можно пробираться к своим.

Свои встречали тепло, радостно. Каждое возвращение – маленький праздник. Любой солдат готов был заботиться о красавице, но право такое присвоили офицеры. В тёплой землянке помогали девушке избавиться от тяжёлой амуниции; поили горячим чаем, иногда – и захваченным у немцев французским вином; кормили особенным образом, не жалея консервов «второй фронт» и трофейных деликатесов; расспрашивали о «работе», стараясь шуткой-прибауткой подбодрить Варю. Вечерами, готовясь ко сну, доставала Варя из кармана свою заветную серую верёвочку, пересчитывала на ней узелки – и, если день был удачный, завязывала ещё один.

Закончились февральские метели. Днём, медленно вытапливая первые проталины, робко пригревало солнышко. Словно очнувшись от зимней спячки, и наши, и немцы начали проявлять заметную активность. Чаще палили пушки, разведчики прощупывали оборону фрицев на наличие слабых мест. Для обнаружения замаскированных огневых точек противника тут и там проводили разведку боем, вновь потянулись в тыл пока ещё одиночные повозки с ранеными… Батальоны щедро, с запасом пополнялись новобранцами, чувствовалось – готовится крупное наступление.

А у Вари случилась беда – зуб заболел. Вроде пустяк по сравнению с той болью, что испытывают на войне тысячи людей ежесекундно. Сначала отшучивалась – мол, меньше шоколадок надо есть, но вскоре ей стало не до смеха. И дело тут даже не в самой боли, её всё ж, как-никак, можно терпеть; дело – в потере внимательности, а это для снайпера смерти подобно. Не давал ноющий зуб сконцентрироваться, отвлекал. И, разбитая бессонной ночью, Варя мазала мимо верной цели.

Через день, потеряв бдительность, выдала себя шевелением. Тут же засвистели вражьи пули, а чуть погодя и миномёт подключился. Несколько мин накрыли реденькие, припорошенные снегом кустики, в которых занимала позицию Варя. Мины рвались совсем рядом, осколки срезали ветки над головой. Странно – из-за болящего зуба Варя ни пуль, ни мин не боялась. Просто лежала и ждала развязки. Когда она это вдруг осознала – испугалась по-настоящему: «Так из-за какого-то зуба можно и жизни лишиться ни за что, ни про что!»

Чудом оставшись невредимой, следующим утром вместо передовой направилась Варя в тыл. Отыскав полковой госпиталь, разместившийся в неказистом одноэтажном деревянном здании сельской школы, долго ждала доктора.

Из класса, наспех переоборудованного в операционную, доносились стоны и крики раненого. Кто-то густым, с хрипотцой голосом спокойно произнёс:

– Да не сдерживайся ты, кричи, кричи – легче будет; можешь матом крыть.