Такой быстрый и скорый результат греховности осуждения Божества, мне кажется, объясняется тем, что человеческий ум физиологически не выдерживает, помимо своего сознания, того, что не подлежит ему; все равно как баллон, вмещающий в себе 50 кубических метров газа, не выдерживает и взрывается при попытке вместить в него 51 куб. метр, так и человеческий ум.

– Но как же должно относиться к этим явлениям человеческого страдания? – спросят, быть может, некоторые меня.

Да так же, как к этому относится описываемый нами старец Герасим: отдать всего самого себя на служение и облегчение участи этих несчастных; всеми силами и средствами стараться облегчить эту участь; помогать им и словом и делом; спокойнее, терпеливее, безропотнее относиться к их участи.

Указывать им, что тот или другой физический недостаток неизменно в человеческой природе восполняется каким-нибудь излишком, каким-нибудь усилением.

Это при некоторой наблюдательности можно прекрасно установить в природе каждого такого несчастного.

И это при некоторой рассудительности, при некоторой вдумчивости может очень часто – в тяжелую минуту раздумья, угнетения, скорби калеки или урода, а в особенности в периоды мучительного отчаяния – служить ему тем светлым лучом, который, прорезавшись в беспросветный мрак его личной жизни, не только скрасит тяжесть его положения, но даже понудит его перейти от ропота к благодарению, от проклятий к благословению и от скорбных стонов к славословию.

Удивительно умело, просто, красиво и по-христиански делает это любвеобильный отец Герасим.

Для примера:

Входим с ним в помещение безнадежных инвалидов, и перед нами высокая, стройная фигура седого старика-монаха, который держится с изумительным достоинством, если хотите – с какой-то очень подходящей его внешнему виду осанкой; но он совершенно слепой.

Старец Герасим, знакомя с ним посетителей, так хорошо, так тепло, так просто говорит: «А это – Иван Андреевич. Господь его наградил чудным даром памяти и искусством церковного пения. Он знает почти все наизусть и прекрасно поет. А в позапрошлом году Господь помог ему пешком спутешествовать на открытие мощей святителя Иоасафа. Полгода ходил туда и вернулся как ни в чем не бывало».

И мы видели, как лицо этого убитого страданием слепоты человека мгновенно оживилось, и он, как-будто спохватившись, с каким-то непередаваемым восторгом в голосе проговорил: «О да, о да, батюшка, слава Царю Небесному! Слава Ему!»

Или в другом отделении этой же палаты: неподвижно лежит лет 90—100 старик, не владеет ногами. На морщинистом лице, обрамленном густой щетинистой бородой, написано тупое безразличие. Из-под нависших бровей тупо и в то же время сердито высматривают два впавших серых глаза.

По первому впечатлению кажется: этот старик, охваченный при своем уродстве периодом старческого маразма, ненавидит весь свет, не исключая и приютившего его батюшку. Но юркий батюшка, подводя к нему посетителей, так радостно, так торжественно, как будто он сам переживал все это, говорит: «А вот этого друга Господь удостоил на склоне лет по несколько раз в неделю приобщаться Святых Христовых Тайн… Радость-то какая! Радость-то какая!.. А?»

Мгновенно по лицу старика разлилась светлая, радостная улыбка; приподнялись седые нависшие нахмуренные брови, и глаза направились к святому углу, где перед лучами мерцающей лампады ярко светился Божественный лик Того, к Кому как при жизни, так и на протяжении почти 20 столетий тянутся руки всех этих скорбных, убогих, недужных, больных и страждущих.

Великое дело делает этот подвижник – дело милосердия!