Утром все возвращалось на круги своя: строгие родители снова уходили работать, а девочки отправлялись наслаждаться бескрайней летней свободой. Но для Эмили лучшими моментами лета так и остались сумрачные вечера, когда мама, папа и их друзья наполняли дом смехом и радостью.

Сейчас Эмили понимала, что эти сборища помогали родителям немного расслабиться, на время отвлечься от напряженной работы, которой они тогда занимались.

Тем же летом их семью пригласили на праздник в самый большой дом, что она только видела. Расположенный на огромном участке на берегу озера Вашингтон, он, казалось, сошел с обложки журнала об архитектурном дизайне. Насколько Эмили поняла, здесь летом отдыхало семейство Кофски, а в городе у них был еще более вычурный особняк.

Наскоро искупавшись вместе с ребятами постарше, Эмили вернулась в дом, чтобы проведать сестру. Энни была на два года младше и от скуки частенько куда-нибудь забредала. Эмили слышала, что где-то в доме был пинбольный автомат. Энни пинбол обожала, а потому Эмили точно знала, где можно найти сестру.

В итоге автомат она разыскала, но Энни не было. Кто-то из родителей сказал, что видел младших деток играющими с байдарками у воды, и Эмили пошла туда.

Возле байдарок она никого не нашла, но рядом оказалась небольшая пристройка. Впервые Эмили заметила ее еще с озера, но тогда не смогла разглядеть. Пристройка оказалась похожа на главный дом, только значительно меньше – то ли гостевой флигель, то ли большой сарай.

Энни с ребятами могли пойти туда.

Пристройка располагалась чуть выше по озеру, примерно в четырехстах метрах от главного дома. Спроектирована она была явно тем же архитектором – на это указывала смесь стекла, темного дерева и бетона, использованная в дизайне, – но в отличие от главного дома, построенного на берегу озера, она пряталась в густом подлеске.

Приблизившись к зданию, Эмили услышала жуткие звуки синтезатора, доносящиеся из открытого окна. Она не собиралась подкрадываться: думала просто постучать и узнать, там ли сестра, но когда проходила мимо окна, машинально заглянула внутрь. В комнате кто-то был.

Какой-то мужчина. Он был похож на отца Эмили, но сказать наверняка было трудно: его глаза закрывала повязка. Что ее папа забыл в гостевом домике посреди леса, да еще с завязанными глазами?

Окно было прикрыто наполовину задернутыми шторами, и Эмили подошла ближе, чтобы разглядеть комнату.

Перед ней оказалась просторная гостиная с кухонькой по правую руку и камином напротив окна. Больше там ничего не было, если не считать нескольких стульев, задвинутого в угол небольшого дивана и свернутого в рулон ковра. На гладком бетонном полу была нарисована толстая красная линия, разделяющая комнату пополам. Недалеко от левой стены ее пересекала еще одна линия, только короче, тоньше и выведенная синей краской. Вместе они были похожи на большой крест.

Мужчина, на которого она обратила внимание, действительно оказался ее отцом. Они с мамой и еще одним незнакомым мужчиной стояли по ту сторону красной линии, что была ближе к окну. Их глаза закрывали повязки. Осторожно, стараясь не шуметь, Эмили подошла к окну и заглянула внутрь.

Вот теперь она не хотела попасться.

Музыка, которую до того слышала Эмили, изменилась, стала тише и мягче. В ней все еще присутствовали знакомые ноты и полутона, но теперь она казалась абстрактной и звучала со всех сторон.

Музыка всегда отзывалась в Эмили как эмоционально, так и физически. От хороших песен по телу бежали мурашки и хотелось кричать. Нужная песня в нужный момент была сравнима с любовью. Но были и минусы. Некоторая музыка, особенно электронная – в частности, драм-н-бэйс, – вызывала в ней противоположные чувства. Она мгновенно психовала и спешила ее выключить.