Нет, чтобы убедить ее в необходимости проекта, нужны были твердые доказательства и результаты. То есть все то, с чем у отдела «секретных материалов» всегда возникали проблемы.

Несколько часов побившись головой о стену из поговорки, Скиннер решил, что с него хватит. Голову можно было поломать и дома, и чем быстрее он там окажется, тем меньше рассердится Шерон. То, что она в любом случае будет в ярости, – и так ясно, вопрос в том, насколько он сможет сдержать вспышку этой ярости. Поэтому Скиннер начал собираться домой. Может, по дороге на него снизойдет чудесное озарение.

Однако его размышления прервал телефонный звонок.

– Ассистент директора Скиннер, – ответил он, зажав трубку между плечом и подбородком и одновременно выводя машину с парковки.

– Сэр, это агент Хэнсон из радиоэлектронной разведки, – раздался смутно знакомый голос. – Прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, но мы только что получили звонок от диспетчера и решили, что вас следует поставить в известность. Случилось… происшествие с начальником секции Мэллой.

– Что? – Скиннер резко затормозил, чтобы не отвлекаться от разговора. – Где она? Что произошло?

– Сэр, она в больнице Джорджа Вашингтона, – ответил Хэнсон. – Ее забрала скорая после поступившего на 911 звонка от соседа.

– Понял, скоро буду, – отчеканил Скиннер, роняя телефон на колени и поддавая газу.

До больницы ехать минут двадцать, а может, меньше. Он понятия не имел, что случилось, но выяснить стоило. Плевать, что ему не нравилась Мэллой и что она ставит под угрозу его проекты. Как-никак, она оставалась его коллегой.

Университетская больница Джорджа Вашингтона, Вашингтон, округ Колумбия. Четверг, 20:54

– Состояние тяжелое, – полчаса спустя сообщил Скиннеру пугающе юный врач, индиец по имени Радж Палур, – но стабильное.

Пробок на дорогах не было, и Скиннер добрался до больницы за пятнадцать минут, но был вынужден потратить еще десять на споры с больничным персоналом, пока те наконец не признали его право на посещение пациента. На пути в палату его перехватил доктор, но Скиннера это вполне устроило – так можно было получить полный отчет о состоянии Мэллой напрямую от специалиста.

– Что именно с ней произошло? – спросил он, стараясь не слишком напирать на врача.

Уж он-то в случившемся точно не был виноват и лишь пытался помочь. К несчастью, кроме него, Скиннеру не на ком было выместить гнев, и ассистент директора с трудом сдерживался, чтобы не схватить врача за грудки и хорошенько встряхнуть, чтобы поскорее добиться ответа.

Впрочем, доктор Палур не подавал вида, что испуган. Должно быть, уже навидался сердитых родственников больных.

– Ее избили, – объяснил врач, – и довольно жестоко. Вероятно, дубинкой или металлической трубой. Повреждения не обширные, но слишком тяжелые, чтобы быть от кулаков.

Врач сверился с документом, но Скиннер подозревал, что это тоже было напоказ, как сегодня утром у Мэллой. Теперь же читали досье на нее саму.

– Двойной перелом правой руки, разрыв вращательной манжеты плеча, множественные разрывы и растяжения связок. Перелом двух ребер и прокол легкого в результате удара в грудь, перелом скулы вследствие удара по голове. – Доктор вздохнул и посмотрел на Скиннера. – Ей еще повезло. Если бы не толстая кожаная куртка, последствия могли быть серьезнее. Жизненно важные органы оказались не задеты, а легкое мы залатали. Удар по голове не привел к перелому черепа или повреждению мозга, глаза и глазницы тоже целы. После восстановительного периода и физиотерапии она будет как новенькая.

Скиннер кивнул. За спиной у доктора находилась палата Мэллой, и сквозь стекло он видел ее, забинтованную и опутанную проводами и трубками. Он не знал, в сознании ли она. Рядом с дверью сидел полицейский, но в самой палате никого больше не было.