Извините, но «добрый пиздень», пришедший нашей толстой дуре по финансам, встал кое-кому боком. А в фразе «надеюсь, теперь ты понимаешь, что я прав», трудно было удержаться, чтобы не вставить частичку «не» перед словом «прав».

И все пеняют на усталость…

На самом деле уставал от этих проделок я.

Немаленькая нагрузка для бестелесного существа.

После, обессиленный, я валился на пол и откатывался под стол к Любочке, если она была в этот день в чем-то новом.

Теперь, со стороны, мне многое становится понятно.

Я пользуюсь своим правом войти в любой кабинет.

Но мое отношение к офису и всему происходящему в нем переменилось после одного совещания. Посвящено оно было итогам первого полугодия. Во время совещания я, конечно, вел себя не очень хорошо.

Не любил я эти совещания и в бытность свою реальным менеджером, а уж в теперешнем состоянии не мог себе отказать в удовольствии немного побезобразничать.

Ходил по столу и в самый неподходящий момент, когда кто-то начинал выступать с докладом, ронял ручки со стола – если ручка не прилегала плотно к ежедневнику, откатить ее мне было по силам.

Позволял себе и покуражиться.

Вставал на плечи генерального и во время его выступления делал вид, что это самый удобный в мире стульчак, а его плешь не зря отдает фаянсовым блеском дешевого унитаза.

Испуганные взгляды, которые бросались в нашу сторону, были мне симпатичны. Казалось, все видели, где я восседаю и что делаю.

Как приятно было многим менеджерам узнать, что их директору тоже срут прямо в мозг.

Когда финансовый директор смотрела на окружающих сквозь свои полные презрения и высокомерия очки, я подходил к ней вплотную, снимал штаны и прижимался к ее линзам своими колокольчиками.

После чего она, рассерженная, срывала их со своего носа, протирала нелепым фиолетовым платком и ворчала: «Включите кондиционер, наконец! У меня даже запотевают очки».

Все удивленно переглядывались.

Никому особенно не было душно.

Конечно, жестоко.

Но эти люди не читали тех отчетов, которые я делал.

Теперь, пользуясь тем, что невидим, я часами стою за спиной у руководства.

Я стою и пребываю в бешенстве.

Мою папку на общем диске вообще никто не открывает.

Зачем я сидел над отчетом со страшным названием «Сэйлз репорт уиз деталз» по шесть вечеров кряду?!

Твои линзы всегда будут покрываться испариной, потому как я работал в никуда и не встретил ни человеческого, ни профессионального участия к результатам своей работы.

Зато теперь я вижу, какие файлы открываешь ты, плешивый Карабас, в своем тысячедолларовом кожаном кресле.

Но то собрание возродило во мне надежду, что все может исправиться.

Что в моей жизни снова может появиться общение, взгляд, улыбка, подаренная от души, а не подобная спазму прямой кишки в момент опорожнения.

Ее посадили за мой стол.

Дали другое кресло, но компьютер оставили мой.

И сказали все эти слова, которыми обманывают новеньких.

Слова, полные лжи и фальши.

Просто им надо было поставить галочку в графе «предприняты шаги по устранению недостатков».

Отметить плюсиком в пустом и давно заброшенном ежедневнике строчку «антикризисные меры: ужесточить финансовый контроль».

Ей сказали, моей бледной в первый же рабочий день принцессе, что:

1) на нее возлагаются особые надежды;

2) ее появление – значимое событие в жизни офиса;

3) ее работа будет под особым и пристальным вниманием;

4) с мотивацией в случае успешного сотрудничества не возникнет никаких проблем;

5) под это направление планируется в перспективе создать отдел, а то и целый департамент, и только на первых порах все придется делать самой;

6) у нас особый коллектив и чудная атмосфера. Что из этого не говорилось мне? Теперь я знаю всю глубину пустоты этих фраз. Всю безысходность их смысла.