Почувствовав это движение, Стивен резко взглянул на племянницу, но она совершенно спокойно продолжала смотреть вперед. Он похлопал себя по карманам, словно что-то искал, но украдкой – хотя она и заметила его осторожность – проверил наличие письма, а потом достал кисет с табаком и начал скручивать папиросу. Вскоре купе заполнилось клубами серого дыма. Пожилая дама слегка закашлялась, но это не нарушило ритма ее всхлипываний.

Когда Стивен почти докурил папиросу и красный огонек на конце окурка уже угрожал обжечь ему ноготь большого пальца, Луиза осознала, что поезд замедлил ход. Колеса начали стучать реже, а ее сердце опять принялось выбивать бешеную дробь, колотясь так, будто могло выпрыгнуть из груди. Поезд остановился, и девушка внезапно поднялась на ноги.

– Право, дядя, – сказала она, лучезарно улыбнувшись, – ты ведешь себя неприлично. Наша бедная соседка уже едва может дышать.

Пожилая дама взглянула на Луизу. Стивен поднял руку, но девушка, притворившись, что ничего не заметила, открыла окно и сочувственно улыбнулась попутчице. Она слышала, как в других вагонах хлопают двери, впуская и выпуская многочисленных пассажиров, а потом станционный кондуктор выкрикнул название станции – Льюис. Луиза открыла окно как можно ниже и, повернувшись боком, незаметно спустила из вагона правую руку и взялась за ручку двери.

– Сядь на место! – крикнул Стивен, вставая, и она поняла его намерение, когда он шагнул к ней, швырнув окурок на пол. Сокс вскочил на ноги. Луиза услышала свист кондуктора, длинный и пронзительный свист. Машинист свистнул в ответ, и девушка покачнулась, когда поезд вновь медленно застучал колесами.

Времени на раздумья не осталось. Когда Стивен приблизился, Луиза выдернула письмо из его кармана, именно так, как он сам учил ее, а затем толкнула дверь и, спрыгнув на пути, откатилась подальше. Поезд продолжал набирать скорость, хлопала открытая дверь вагона, а ее дядя стоял в дверном проеме с искаженным яростью лицом, бессмысленно открывая и закрывая рот, поскольку шипение пара заглушало все звуки.

12 января 1920 г.

От смеха Гарри и Гай не заметили вбежавшего в начальственный кабинет кондуктора.

– Сэр, простите, сэр, там девушка выпала на пути, – залепетал он, а потом вытянулся по струнке, увидев полицейских, и уже увереннее продолжил, обращаясь к Конлону: – Простите, сержант, я подумал, что вы здесь вместе с мистером Маршантом… Может, вы сходите со мной? Нам нужна помощь.

Напарники быстро поправили шлемы, а Гай еще и застегнул верхнюю пуговицу форменной куртки. Оба попытались замаскировать смятение чрезмерно серьезным тоном.

– А в чем проблема, сынок? – спросил Гарри, несмотря на то, что кондуктор был от силы на пару лет младше и на добрых шесть дюймов выше его самого.

– Там молодая дама, сэр, – сказал тот, пятясь к двери, – на путях. Нам показалось, что она выпрыгнула, когда поезд уже тронулся, и, видимо, повредила себе что-то. Нужно быстрее переправить ее в безопасное место.

Полицейские побежали к платформе, а кондуктор вырвался вперед, стремясь показать им путь. Вскоре все трое добрались до конца платформы, где и увидели вышеупомянутую даму. Она сидела на земле в сотне ярдов от них: одна нога вытянута, другая – поджата под себя. Схватившись за вытянутую ногу, девушка морщилась от боли, хотя при этом сидела совсем тихо. Шляпка ее съехала набок, и Гай заметил рассыпавшиеся по спине темно-каштановые волнистые пряди. Ее ботинки изрядно стоптались, и она не носила перчаток. «Она выглядит бедной и несчастной, но в то же время, – подумал Салливан, отметив этот факт, как и положено молодому человеку, – очень милой».