– Сегодня уже лучше. Спал как убитый. Вчера я немного расстроился на групповом сеансе.

– Подробнее, пожалуйста, – попросил он, – и ты же знаешь, для меня куда важнее не как всё произошло, а почему это произошло.

Паша удивленно посмотрел на мужчину, что был старше него на целую жизнь. От его искреннего небезразличия захотелось говорить:

– Не знаю даже, весь день наперекосяк шёл. Меня только выпустили из волшебной комнаты, а я всякого успел себе там понадумать. Ну, что это моя вина. Что это я неправ, – на секунду парень прервался, ибо это были не те слова, что он готовил первоначально. Эти мысли были не придуманные, а настоящие, его собственные, и слова сами рвались наружу.

– Мне это знакомо, – пожал плечами доктор и улыбнулся: – я в такие моменты побыстрее ложусь спать, пока совсем не расклеюсь.

Чёрт.

Знаете, эту банальное чувство, когда чувствуешь себя не очень и хочется найти понимание в глазах других, а не только плохо скрытое осуждение и желание дать совет. Хочется найти хоть мизерный отклик даже в незнакомце и тут же выложить душу. Паша чувствовал сейчас эту свою уязвимость и осознавал, как он скучает по обычному общению и той отдаче, что можно получить из разговора.

Как же ему не хватало друга.

– Правы мы или нет, покажет только время, – Доктор Крашник решил заполнить образовавшуюся пустоту собой. – Под чувством вины заложены по большей части наши прошлые сожаления. Мы помним наши ошибки. И мы не хотим повторения, потому чувствуем вину даже тогда, когда ничего плохого не произошло. Что-то ещё было в изоляторе, что тебя потревожило?

– Я… – в носу защипало, но Паша прочистил горло и продолжил: – Я хочу верить в то, что я следую правильной дорогой по жизни. Но те дни взаперти сделали из меня селедку, и я мариновался в собственных воспоминаниях и сомнениях. Проблема в том, что иногда я как будто просыпаюсь, смотрю вокруг трезвыми глазами… Я словно удивляюсь своему безумству. Ну… Вы понимаете, о чём я. И когда я что-то опять замечаю, тогда надежда рушится… мне становится физически нестерпимо находиться в собственном теле.

– И что ты делаешь в такие моменты?

– Обычно шёл курить. Сейчас ничего. Лежу и думаю об этом, пока не усну. А во сне эти вопросы наслаиваются и превращают моё сознание в личный бал Сатаны. Это заставляет задуматься, не обычный ли я псих с завышенным эго?

– Но вчера ты не выдержал, – деликатно направил доктор их беседу в нужное русло, пока Паша не развил тему со снами.

– Кажется, я порвал тест, потому что он мне показался абсурдным, и выругался на доктора Ингу… – Паша изобразил стыд, как это делают шаловливые дети, скривив подбородок и выпучив нижнюю губу. Психопаты, лишенные совести, так же кривляются, когда им зачитывают список их прегрешений – Паша видел в документальных фильмах. – Блин. Звучит не круто, я знаю. Но в тот момент это было словно наитие.

Доктор понимающе кивнул. Кажется, картина из слов парня привела его к какому-то умозаключению.

– Как ты думаешь, какое у тебя IQ? – задумчиво спросил он, снисходительно осматривая Павла. Последний занервничал.

– Я не уверен. В принципе, я слушал, что рассказывали в школе. Какую-то информацию я помню.

– Тот тест, который вы проходили на групповой терапии, не имеет ни малейшего отношения к твоим умственным способностям. Его цель была немного другая. Тест на психику – слышал про такие? По сути, это обычные тесты, которые дети могут проходить на уроках. Ни у кого не возникает с ними проблем, когда тесты проходят в «здоровом» мире. Но если дать «нормальный» тест психически нездоровому человеку, это вызовет у него резонанс. При медосмотрах ограничиваются простыми вопросами: «как вы относитесь с апельсину?» или «чем отличается соль от сахара?» и т.д.