– Я больше не смогу полюбить никого на этом свете. Никогда, – без раздумий утверждаю, боясь допустить подобные мысли в свою голову.
– Не будьте так категоричны, – аккуратно останавливает меня доктор. – Не стоит наказывать себя жизнью в одиночестве.
– Никакого наказания, что вы, – хмурюсь в отрицании ее предположения моих мотивов. – Само собой, я встречу девушку, с которой будет хорошо, о которой я буду заботиться. Стану замечательным мужем и отцом, но вряд ли она сможет вызвать во мне хоть малейшую долю этих чувств. Если она не будет требовать от меня любви, то мы взаимовыгодно сойдемся.
– Вы разобьете ей сердце, – в собеседнице говорит женская солидарность.
– У меня достаточно денег, чтобы его склеить, – цинично замечаю в ответ.
Звучу, как самый конченый на свете мудак. Так проще.
– Очень надеюсь на перемены в ваших взглядах, – доктор поднимается с места. – До следующего сеанса, Люцифер.
– Я больше не приду, – остаюсь сидеть на месте, наперекор намекам женщины.
– Почему? – она несказанно удивляется.
– Получил лицензию частного детектива, – встаю, сопровождаемый озадаченным взором, дохожу до двери, распахивая ее на ходу. – Буду искать убийцу. Всего хорошего, доктор, – дежурно улыбнувшись, не жду ответа, исчезая в коридоре.
К тому времени, когда Люцифер заканчил рассказ, я лежала рядом с ним, не сводя глаз с его лица и потирая жетоны пальцами, ощупывая каждую выбитую на них букву его имени, группы крови и вероисповедания. Будто могла кончиками пальцев дотронуться до этой темной главы его истории.
– Здесь написано, что ты католик, – указала кивком на вещицу в моей руке.
– Я потерял веру – это осталось как напоминание.
Взгляд Люцифера печальный, полный сожаления и воспоминаний, которые, увы, не стереть ничем.
Я провожу свободной рукой по его руке, нежно сплетаю наши пальцы, получаю такую же взаимную нежность в ответ.
– Почему ты рассказал мне об этом?
– О таком неприглядном факте моей жизни знают только мои сослуживцы и психолог, к которому я ходил. Даже отцу не говорил, – он привстал, в итоге сев на край кровати спиной ко мне. – Ни к чему ему эти знания. А ты, – он повернул голову в бок, – точно меня поймешь и не отвернешься. Уверен.
Он вновь выпрямился, рассматривая пейзаж за окном.
– Пойму, – быстро, стараясь не сделать лишней паузы, согласилась я, обняла его одной рукой, прижалась щекой к спине, почувствовав тепло тела даже через одежду. – Тебя нельзя осуждать за твои действия. На войне не приходится выбирать.
– Послушай, – Люцифер сел боком ко мне. – Оставь их себе, – он показал глазами на жетоны. – Пусть будут напоминанием о том, что не всегда наши решения правильны с точки зрения морали. Главное, чтобы решение отзывалось внутри тебя, – он дотронулся до моей груди. – И находило место в твоей системе мира.
– Ох, – я вздохнула удивленная таким подарком. – Хорошо.
Люцифер встал, на ходу начиная раздеваться.
– Схожу в душ. Надо прийти в себя.
Он скинул одежду на кресло в углу комнаты, через пару минут послышался шум воды.
Я послушно ждала его, предварительно спрятав столь ценный подарок в рюкзак, который притащила в спальню. В котором так кстати обнаружились презервативы (надо предохраняться, Уилсон!), тут же водруженные на тумбочку.
Настроение «обнять и пожалеть» быстро овладело мной, стоило Люциферу вернуться в комнату, и расположиться рядом со мной.
На нем были пижамные штаны неизменного черного цвета. Взъерошенные влажные волосы, делали образ милым и домашним, в глазах появился огонек, без намека на печаль и сожаление. Воистину, смыть негатив можно физически.