В этот же момент Слепой повернулся на крик гостьи и отчеканил:

– Награда. То, что пережила – награда. И в той морали, тронутости, боли. Приниженной, но все же человечьей. И в каждой – воз тяжелый неудач.

Кандалы снова звякнули, недовольные уходу от ответа.

Елена только качала головой от переходов и признаний.

– И все-таки… – пробормотала она, скорее чтобы удержать сознание в руках, – вы заперты, в плену и добровольно… но зачем? Вы не ответили тогда.

– В плену? А ты? Свободна? Мы все в плену, в своем и добровольно. А степень плена каждого – вот здесь. – Он коснулся пальцами головы. – И плаха… и топор. Сюда… сама решилась.

– Но я-то была маленькой и просто размечталась! Мое желание понятно и простительно… но вы?! А другие? – Лена кивнула на двери с медными полосами крест-на-крест.

– Всем движут грезы получить власть. Над чем-нибудь. Вот ты – над оправданиями. Пути, как варианты и предметы неисчислимы, но ведут сюда, во дворец,  – он повернул голову к ней.

– Так что же делать?!

– Не оправдывать себя ни в чем. И никогда.

– Но ведь поступки все различны. И мотивы. А люди? Одни и те же в разных временах… – она не договорила.

– И только двое пожелали власти над временем других!

– Это герцог! – вспомнив слова хозяина дворца, воскликнула Лена. – А второй… вы?

– Нет. Твой отец.

– А вы?

И тут смысл сказанного дошел до нее. Яшмовые стены пошатнулись, пол качнулся. Женщина сделала шаг в сторону, чтобы устоять… и в тот же миг книга, выскользнув из-под локтя нашей героини, упала на пол, зашелестев. Лена рефлекторно присела.

Слепой насторожился.

Метелица подобрала книгу и медленно встала. Слезы заливали лицо:

– Он жив? Папа? Только скажите правду… я стерплю, я выдержу!

– Не знаю, – Слепой отвернулся. – Но его время истекает. Месяц, в котором не бывает листопада, не может длиться бесконечно. Так говорил один замечательный человек. Замечавший всё. Только этот месяц у нас в руках. И в твоих тоже.

– То есть… папа может…

– Да.

– Но что за месяц?! Какой листопад?! – скорее в отчаянии, чем осознанно вскрикнула Лена.

– Человек опадает также. Уходят силы, разум, способность верить. И ничего уже не поменять.

– Но зачем?! В наших руках? В моих… – Лена, не понимая слов, растерянно подняла руки с календарем. – Ничего, кроме… – и тут же смолкла.

– Отец хотел изменить твою молодость. В тот, первый раз, он увидел «всё и одновременно». Получив над временем власть. Увидел, что ждет тебя. И не только тебя. Он получил ключи-ответы, унес рукопись.

– Рукопись?!

– Так называют всё неизданное. Верно? Что можно еще править. Потом книги уже только судят. Бунин этого не понимал – делал новые редакции до конца жизни.

Лена покачала головой, не принимая фразы.

– Но после издания менять нужно саму жизнь. Лишь свою. Над другими властна уже книга. Зло в ней работает исправно, как и доброта. Отец начал исправлять и тут же понял: что свершилось, что власть над временем других получена. Ему удалось.

– Так что же?! Господи! Не тяните!

– Герцог открыл ему способ изменить твою судьбу, желая вернуть отца обратно. Он утаил последние слова предка: «Четвертая струна откроет тайну обратной дороги только в одном случае: если Колизей получит человека, который дерзнул к нему вернуться. И заплатит собою…» – Слепой снова помолчал, затем сокрушенно добавил: – То есть, оттуда хода для него нет. Хозяин грез дождался смельчака… теперь ход герцога.

– И ничего нельзя сделать?! Вы что-то знаете! Я же вижу!

Мужчина сглотнул, желваки сыграли, гася порыв. Он поднял голову, будто спрашивая разрешения, и тихо произнес:

– Но если кто-то повторит путь… и оставит взамен…