грозил мне [стой]
со стороны
скелета
– 8-
переходный период и крест
и клесты снигири бляхи птицы
всё свистеть или гнать или гнуть
и входить под яик
пятилицым
переходный период иди
иди в или на (правлен взглядом)
ничего не случилось лети
в эту землю густым
снегопадом
только чувствуешь мокрая шерсть
только видишь что лиц уже шесть
и шестое находит нас
рядом
и ранетное древо горит
то ли птенчиком то ли плодами
невозможный с шестым говорит
так возможно что
нами
– 9-
переносится на взрыв время снега шесть часов
переплеты и плетень перелет улёт под лёд
птица тянется к земле – в небо корнем от корней
в городе пяти церквей – пятый ты
стоишь и мерзнешь
в окружении рублей
ловишь маленьких людей
голос для трамвая
просишь
– 10-
о филонове други и о
всё хоругви или бирон
всё пробитая в финики пермь
о филонове то есть не смей
о забвении в голод и в два
лик телка где приходит река
свысока с высоты шестикрыл
это снег нас подземный поил
посоли его полную плоть
о филонове шепчет нам крот
из земного из хлебных корыт
будешь здравым коль стынешь убит
поднимается мерзнущий дым
через лимб через край через крым
через крынку как мать молока
задевают нас всех облака
о филонове кухня стоит
за тебя – за меня говорит
перечиркнутый спичкой курлы
и ни в чем виноваты скоты
у филонова в лапках стоят
плоть от плоти неспешно едят
а притронешься и отойдешь
всё перечишь – но не клюёшь
смотришь в их занебесный майдан
и растет как кыштымский курган
– 11-
на то смиренный человек клюёт ранетки с мертвых яблонь
засматриваясь в водный крест и в прорубь
перечёркнут за день
он пересматривал себя – пока за мышь возилась вьюга
метель себя переждала и переплавила
испуга
предвосхищенье – он входил под своды теплых снегопадов —
чужой еврей – степной калмык —
и большего уже не надо
на то смиренный человек пересчитал свои убытки
и Бог смотрел из всех прорех – как ленин
в первомай с открытки
он пересматривал своё: хозяйство темные дороги
никчемное но ремесло ранетки
высохшие ноги
он перемалывал себя переменял себя и льдины
вдоль чёрных яблонь и пруда
горелой глины
на то смиренный человек клевал свои прорехи богу
и холод говорил как смех но
по другому
нельзя и всходит из воды как сталь сквозь овны
всё тот же точный человек
ранету кровный
– 12-
ты не умея лгать я не имея правды
стояще в пустоте не стоишь но всё чаще
входыще через твердь взлетая через воды
мы проницаем смерть рекуя от свободы
среди знакомых блюд блядей первопечатной
где отменен трамвай подземными путями
покурим это друг из общей самокрутки
набитой беломором и мертвыми друзьями
крутые берега кыштымской хиросимы
нас вспоминают кругом и призывают кости
и кости прорастают из земляного мяса
и звонят панихиды как веселяци гости
на берега этила выходят графоманы
и пьёт нас алкоголик простимый и простёртый
а костяные птицы перешивают раны
и покидают е-бург потомственные Лоты
ты не умея правды я не имея молча
стояще в пустоте и в камне коим смерить
нам удается смертность подземного трамвая
ни живы и ни смертны что стоит только верить
– 13-
Иордан проспиртованный ты. Или честное слово твоё
ничего не достойно? – ничего, говорю ничего,
что в америке черной твоей. Если это сродство —
говори с этой кроличьей шапкой. За меня и его
по мостОвым краям лезет вверх чудесатее крыш
этот нигер, как пидор, а падает небо – услышь:
из его бакенбардов нечаянно падает звук.
Всяка жизнь – с Чусовой, и собака под небом за сук
всех порвет – ты опять набираешь слова
или клюкву в ладонь, значит кровь – на спирту, и права
иордань, и дорога в тебе расширяется и —
говори, как прости, и прости, если я говорил.
– 14-
Господи, что тридцать шесть просили
оказались дальше от России
от Урала и т. д. Что дальше? —