называет тятя пришлое дитя
называет мамой или беленой
ничего не надо данному не мной
но проходит горла тощая болезнь
и молчать не поздно ножевая резь
обучает молча голос отдавать
на столе открыта голая тетрадь
«поздней осенью всегда наступает это да…»
поздней осенью всегда наступает это да
несколько нас ненормальных входят в магазин с утра
ты здесь есть а я напротив мир находит за работой
несколько смешных мужчин
поздней осенью один он стоит с бутылкой пива
ахуительно един
осенью и без бухла ангелы его встреча
юг прекрасен после пива и особенно
вчера
«Поперечные наречья…»
Поперечные наречья
лезут в город, лезут в рот —
настоящие уродцы —
не найдёшь, а повезёт
из-за каждого пригорка
Тройка – мать твою итить —
речь нечаянно пробьётся,
чтоб меня в себе спасти.
Самурай Муму
помнишь мы были рельсами – на земле
только нет только нет только нет
Дмитрий Машарыгин
пишешь что пишется типа ну ладно
завтра яичница сёдня сегодня
как сарацин как седзин
навсегда ты
но не молчишь
по значенью не поздно
это не поздно вот падает ветер
падает вечер москва и отчизна
русский башкир самурай
едет поезд
едет безмолвно
в поиске сына
в этой стране неподъемной ну ладно
сегодня беременность завтра по новой
ты с ножевою
словесною раной
встанешь в главе
прицепного улова
в белых столбах зачумевшего снега
с блядской эротикой добрый
поручик выведет нас
на семнадцатом поле
выпустит голубя барыня
сучек
крошки клевать у последних прохожих
с дантова круга до дантова мира
едет башкир самурай
будто русский
едет отчизною
в поиске сына
едет молчанием едет с едою
едет с елдою по дырам затёртой
с ним гомофоб и таджик и пророки
крошки клюют
алигьеревской
новой
а за окном закопченным сосновым
сын как щенок перекрестит всех лапой
едешь в семнадцатом
птичьем помёте
сын подвывает
– куда ты куда
ты
как немоты коченеющей остов
сотня сторон и башкир виноватый
видит как поле на выстрел
выводят
белые ангелы
или палаты
пишет по ветру едет за сыном
и стрекозиная речь самурая
(сын подвывает там через поле)
краем своим всю себя
удаляет
«снег в сто пудов и самогон под печкой…»
снег в сто пудов и самогон под печкой
вот вот согрейся вот ещё согрейся
вот голой жопой в снег
вот жопой в снег
а ты здесь не скворец
давай не бейся
побойся попроси ведь снег смешон
ты смотришь за окно как тридцать первый сон
ты смотришь ты
тебе уже смешно
и снег летит
как диалог
в окно
снег в сто пудов сто первый город сгрыз
вот вот согрейся вот ещё согрейся
среди вот этих стерв и идиотских лиз
как тень вот вот как тень
под снег
забейся
«что невозможный снег по всей земле…»
что невозможный снег по всей земле
ходил в ментовском патруле
ходил по цепи по цепям
доэлектрического тока
средь кровяного травотока
назло рассыпанным полям
ты не узнал ты не заметил
кого как мусор снег пометил
кого читал не по губам
искусством сурдоперевода
имея сроки год от года
шел снег шёл сам
ты смотришь в след
ты смотришь следом
там лает ток своим побегом
переведенный в уголь в хлам
с улыбкой мёртвою чеширской
назло подземным патрулям
ты все узнал прах над тобою
с коленей стряхивает ангел
щебечет всей земной рукою
и машет зимнею тоскою
в сугробы спрятанные солью
шел снег шел сам
Молитва о мясорубке
с выключенным майл-агентом как с того света ты говоришь
с митей – митя не надо света надо ответа господи подари мне мясорубку
телефон видит тебя если ты обнимаешь трубку
трубка видит тебя и тебя к себе прижимает если положишь её то она растает
от стыда от беззвучия от успевшей надоесть тебе мелодии – лает
электричество двух ай си кьюшек одной миранды – знает
телефон твой голос твои привычки и сплетни в передней
он имеет своих агентов два провода ты стоишь бездетный
от стыда и света двери вовнутрь открываешь