С тобой, в тебе не страшно горе,

Одно боюсь – не сесть на мель…

Во всем другом познал уж меру,

В любви лишь мер не признаю.

И буду думать – ты доверься,

Край наших душ найду, найду…

Пока оставим всё, как было,

Пока смиримся, всё как есть…

Дразнить гусей совсем не дело,

Геройство глупое – не честь…


Да и захочешь ли, родная,

Щенка с хвостом? Хоть молодой,

Как небо в мае,

Возьмёшь ли ты его домой?

Май /09ч. 50мин. /29.01.90

Глаза

Ф.Л.А.

Какие грустные глаза,

Какие колдовские очи…

Как страшно смотришь ты – до дна,

Как будто чёрной, гулкой ночью…


В них неустроенности, скорби –

Огромнейшая глубина…

Вместо улыбки – парус добрый,

В губах там мачты, леера…

Сколько зноя в черных очах,

И в надломе бровей силы духа.

Мысль о стае, о черных грачах

Тихо гаснет, пока не потухнет…


О, больно смотришь ты,

Пронзая, как кинжал.

С плеча как рубишь ты,

Вонзая сотни, жал…


Как рока зов,

Блестит твой взгляд углём.

Как судишь новь,

И думаешь о нём…

Май/Час быка / 30.01.90

Портрет

Ф.Л.А.

Его корвет, ворвавшись в бухту, встал…

Сыграл «Всем стоп!», и замер на устах.

Здесь – мёртвый штиль. И ветер очень мал,

Пират застыл и дрогнул в зеркалах…


Его бессильные обвисли паруса,

«Весёлый Роджер» вдруг опал с фок–реи,

И тут, мой бог – разверзлись небеса, –

Гром, пламень, дым и вдруг – твои глаза…


Твои глаза – как дым дурмана,

Как два клинка из темноты,

И как, мой друг – добром, обманом

Мечты исполнила мои…


Своею лаской, магнетизмом

С пирата сделала раба…

И он, доплыв домой, к отчизне,

В той бухте бросил якоря…

Май /01ч.40мин. /30.01.90

Личное

Ф.Л.А.

Жизнь меня уже столько стучала

И в грязь, и в снег, во мрак ночной, и в кровь,

Что стал изгоем я, – точнее, ангел ада;

Девиз «Нет веры никому!» – не нов…


И не могу поверить до конца

Ни одному и не одной.

Ну как, скажи, куда послать гонца

Души опустошённой и больной.


Друзья, предав, становятся врагами.

Он их простил – ведь слаб сам человек.

Под нож, под пулю подвели.

Данайскими дарами платили за добро,

И их простил. Аминь, вовеки век…


Всегда жил для других, собой не дорожа:

Мирил, спасал, дарил любовь… Дрожа,

Благодарили. Плевали в спину по уходу,

Кидали грязью при честном народе.


Душа моя холодна и гулка,

Как полковой иль ротный барабан.

Та часть, где для себя – пуста, мелка.

Там мало счастья – так, самообман…


Но там, где для других – там кедровая роща.

А там, где для тебя – там звёзды тихо ропщут.

Нектар, амброзия, уж вовсе не сорбит,

А твой упрёк ломает и свербит.


К судьбе и Мойрам – безразличен.

В себя лишь верю, и в любовь,

И сам коваль, и нас не двуличен,

Хотя вся жизнь – и пот, и кровь…


Где прислониться, обогреться,

Цирцея милая, скажи…

Где тягой к жизни зарядиться,

Ну, подскажи мне, укажи…


Есть друг один – ему–то верю.

Горячий, словно взрыва дым.

Он не продаст, хоть что доверю.

И это золото – мой сын.


Вцепись покрепче в эти строфы–

Ведь это в силах ты понять…

Не звери мы. Не птицы дрофы –

Как же нам целое разъять…


Давай подумаем, родная,

Таким ущербным как мне жить…

Тебе легко, твои – с тобою,

А Маю твоему как быть?


Да, он идёт туда, где скажут:

– Милый, я так тебя люблю!

Заложив ящики с тротилом,

Вздымаю твердь и ухожу…


Так уже было, это было…

И раз, и два, но надо ль вновь?

Да, гарью пороха ведь дуло –

От целого уж треть обнов.


Ну, хорошо – давай присядем

Рядком, и чуть поговорим.

Как плюс и минус мы рассадим,

И нашу жизнь вдвоём решим.


Сейчас взрывать – мы не дурные,

Себя под плаху подводить.

Пока что мы с тобой – чужие,

Чем ведать тут, руководить…


У нас с тобою, что в активе:

Подъезд, кино, две звёздных ночи.

Тебя узнал, как казнь на дыбе,

А ты меня? А хватит мочи?


Не нужно нам пороть горячку,

А всё про всё обговорить.

Чтоб бумерангом не бить в мячик,