Все внезапно поменялось перед пятым курсом. Звезды так сошлись или что-то случилось в непостижимой глубине психики, но так или иначе, однажды проснувшись утром и глянув в зеркало, Ада поразилась тем неуловимым изменениям в ней, которые, тем не менее, ее совершенно преобразили. Она разделась догола и долго задумчиво рассматривала себя в зеркале, еще не веря и боясь до конца осознать, но уже шалея от восторга при виде того, что отражалось в зеркальной поверхности. Нет, ЭТА Адой Кресс быть не могла. Девушка из зеркала выглядела отнюдь не бесформенной, а даже наоборот: у той, в зеркале, была весьма неплохая фигура. Не без недостатков, естественно, но даже они выглядели теперь вполне уместно и привлекательно. Когда этой девушке удалось так похудеть, и – главное – почему, оставалось большой загадкой. У этой новой девушки было другое лицо, выразительное, может быть, с неправильными чертами и лишенное невероятной красоты, но полное своеобразия и неуловимой скрытой прелести, которую дает отсвет интеллекта. Короче говоря, эта новая девушка оказалось особой стильной и эффектной. Потрясенная этим открытием, которое в двадцать лет значит больше, чем все научные открытия мира, Ада несколько дней осознавала свое новое состояние и те возможности, которое оно перед ней открывало. Она непрестанно потрясенно разглядывала себя в зеркале, чтобы всякую минуту быть уверенной, что волшебное превращение не закончилось, что она теперь почти красавица и очень многое, если не все, из недоступного ранее, теперь не только доступно, а само собой разумеется.

Прежде всего, новое ее состояние давало ей возможность выглядеть совершенно по-другому: она получила возможность надеть, наконец, брюки, которые раньше носить не решалась по причине ее «фундаментального постамента» – чересчур толстых по ее мнению бедер – и «нависающего зада». Сейчас же все сложилось замечательно, джинсы выглядели на ней достаточно стильно. С тех пор о платьях было забыто практически навсегда. Остальное особо, и не изменилось, кроме одного, но весьма существенного обстоятельства – на нее стали обращать внимание мужчины, причем именно мужчины, а не только свои братья-студенты, и внимание самое пристальное, даже весьма настойчивое. Ада впервые ощутила на собственной шкуре, как трудно привлекательным женщинам быть постоянно объектом интереса, и как ужасны бывают очевидные и навязчивые знаки этого интереса.

Ее лучшая, любимая подруга, с которой Ада дружила с нежного детского возраста, Фуфа, когда она увидела результат этого фантастического превращения, пришла в совершенный восторг и на разные лады повторяла нехитрую мысль: как хорошо жить на свете нам, красивым бабам. Они безумно хохотали, обнявшись, повалившись на диван, просто от сознания собственной сияющей молодости и красоты. Фуфа была действительно очень красивой девушкой, без всяких там загадочных преображений и прочих метафизических глупостей. Просто была красивой девочкой, потом красивой девушкой, всегда и даже слишком. Тоже будучи блондинкой, как и Ада, в отличие от нее, Фуфа сразу бросалась в глаза своей вызывающе яркой женственностью. Все в ней было ярко, броско, сексапильно и гармонично: золотистые волосы, при этом классические синие глаза, длинные красивые ноги. Это даже иногда приводило к курьезам, потому что расхожий стереотип о некоторой недалекости блондинок абсолютно не подходил к Фуфе. Она обладала острым аналитическим умом, окончила школу с медалью и без особых усилий поступила в Московский университет. Ничуть не уступая Аде в способностях и уме, она намного превосходила ее в красоте, и хорошо знала это. Впрочем, никогда это не мешало им дружить и любить друг друга. Так вот, Фуфа, отойдя от удивления и выслушав доверительные Адины рассказы о первых опытах нового общения с мужчинами, категорично завила, что «это все твои выдумки, на самом деле ОНИ всегда на нас обращали внимание, только для тебя это не имело никакого значения, и не было необходимостью. Значит, дело не в них, а в тебе». Ада не спорила, хотя прекрасно осознавала, что Фуфа судит исключительно из своего опыта, а он был достаточно богатым: в нее мальчики влюблялись, если не с детства, так уж, по крайней мере, с подросткового возраста, и вечно в ее жизни бушевали африканские страсти.