Ада растерялась. Это уже было приглашение по всем правилам, и ерничать было неуместно. Не согласиться – как-то неудобно, согласиться – невозможно. Зачем это ей? И вдруг она отчетливо поняла, что, в общем, ничего против-то не имеет, и ей даже хотелось бы пообщаться с ним. «А вот этого не надо»,– совсем уж в смятенье подумала она и очень уклончиво ответила:

– Ну, может быть…

Он поспешал придать этой неопределенности практическую направленность:

– Тогда я вам позвоню, телефон я знаю.

«Господи, как все одинаково у них! – подумала Ада, но вслух не сказала ничего. Она, в общем, не замерзла, но ей все еще было как-то зябко и неуютно, хотя взвинченное нервное состояние действительно ушло. Ее приятно начало клонить ко сну, непривычное состояние легкого опьянения окрашивало действительность в беззаботные тона. Она не обращала внимания на недоуменные взгляды, которые сопровождали их, ее ничто не беспокоило больше и это было восхитительным, как выздоровление после длительной тяжкой болезни.

В автобусе их места оказались на самом последнем ряду, но Аде было все равно: она не замечала почти ничего, мужественно борясь со сном. В мерно качавшемся теплом чреве автобуса это было сделать совсем не просто. Владимир Вацлавович, некоторое время наблюдавший за ее бесплодными попытками примоститься как-то поудобнее, предложил свою помощь:

– Ада Андреевна, пожалуйста, кладите голову мне на плечо, будет удобнее, ну что вы мучаетесь.

Ада не стала ничего говорить, ни благодарить, ни отказываться – у нее не осталось на это сил. Она почти уронила тяжелую, непосильно тяжелую для нее голову, ему даже не на плечо, а куда-то на руку и погрузилась в блаженный сон, как в теплую пенную ванну.

Она проснулась как раз тогда, когда автобус медленно въезжал в город. С сожалением разлепила глаза и подняла голову:

– Что, уже приехали? Как вы, Владимир Вацлавович? Отогрелись?

– Ну не то, чтобы совсем, но стало гораздо лучше.

– Вам куда сейчас надо ехать?

– Сначала я вас провожу, потом уж к себе поеду.

– Отнюдь. Не надо меня провожать, что это вы. Я распрекрасно доберусь до дома, еще не темно и я протрезвела.

– Вы уверены, Ада Андреевна?

– Без сомнения, уверена.

Хотя она решительно отказалась от его помощи, он все же пошел посадить ее на трамвай. Ада благодарно положила руку ему на плечо:

– Владимир Вацлавович, спасибо вам большое. Мне было бы в этой ситуации одной крайне сложно.

– А я все время мучаюсь раскаянием, ведь это я втравил вас в эту поездку, и так все ужасно сложилось. Вы и так автофобией страдаете, а тут еще этот стресс…

– Вы здесь совершенно ни при чем, это могло случиться с каждым. Я и раньше в аварии попадала, из-за этого, наверное, и автофобия у меня. Закончилось все удачно и, слава Богу!

Подошел трамвай и Ада, махнув на прощание рукой, укатила в нем.

Дверь ей открыл Андрюшка. Он изумленно окинул ее взглядом:

– Мама! Что это с тобой? Ты рваная и грязная! Что случилось?!

На Андрюшкины вопли в коридор вышел Анатолий и Наталия Илларионовна. Они вопросительно смотрели на нее.

– Я сверзлась с моста,– пояснила Ада.

Анатолий, с состраданием глядя на нее и мгновенно все поняв, поинтересовался, стараясь сохранять ироничный тон :

– Зачем? Решила суициднуть?

– Да нет, машина пошла юзом, водитель с рулем не справился.

Наталия Илларионовна в ужасе переспросила:

– Машина упала с моста?

– Да, представляешь, мама? Но никто не пострадал, слава Богу! Я – больше всех, вот, руку ушибла и синяк под глазом. Видимо, репкой слегка стукнулась.

Андрюшка в полном восторге закричал:

– Мама! Какой кайф! Какой экстрим! Как жаль, что меня там не было!!