Я просто устраняю помеху на пути нашего общества вперед. Это моя работа. Мой долг, в конце концов, как гражданина! Насколько я в курсе, вопрос на Конференции планировался один, следовательно, больше ничего не будет. Тогда мне осталось так же хорошо финишировать, как начал: в саквояже у меня лежал баллон с каким-то снотворным газом. Мне надлежало распылить его и способствовать тому, чтобы все делегаты живыми попали в руки спешащего сюда спецназа.

По расчетам, его должно хватить на всех. Поспят и еще, глядишь, добровольными свидетелями выступят на политическом процессе. Может, и покаются, а Президент их и простит. Пусть рядовыми обывателями жизнь доживают. Все лучше, чем по лесам-горам скитаться да кровь чужую лить…

С этой мыслью я и включил таймер клапана. Как объяснили, тот был откалиброван на задержку в пять минут. Можно бы постараться уйти, однако не хотелось лишних вопросов. Ничего страшного не случится – усну вместе со всеми… Высплюсь… Как обещали, газ должен быть без цвета и запаха. Я только устроился поудобнее – не хватало еще отлежать себе что-нибудь, – как вдруг в саквояже оглушительно хлопнуло, и оттуда рванула такая волна концентрированной вони, что тут же перехватило дыхание. Глаза резало, и каждый вздох, казалось, рвал легкие в клочки. Сквозь слезы я увидел, как мой портфель раздулся, а из него со свистом, словно из треснувшего паровозного котла, бьют в стороны желто-зеленые струи.

Черт! Что ж такое делается? Неужели подставили меня? Или… Додумать не успел… Кто-то, невидимый за слезами, подскочил, меня потащил в сторону. Крики, хрипы и кашель сотрясали зальчик, над всем этим прогремел треск, словно вышибли дверь, и стало тише. Я все еще водил руками вокруг, когда меня повалили на пол и сорвали пиджак, нащупывая провода и коробку.

– Он, – сказал кто-то. – Он, гнида…

Залитые слезами глаза ничего не видели. Кто-то еще с удивлением присвистнул.

– Вон оно, значит, как… Знакомая штучка… Знаем, где такие выдают…

Я молчал, да меня и не спрашивал никто.

– Раз этот тут, – медленно сказал тот же голос, – значит, и его хозяева где-то недалеко…

Ничего хорошего тон мне не обещал, но в этот момент моим спасением стала автоматная очередь. Началось!

От греха подальше я снова трижды хлопнул. Эти ведь могут и по шее надавать. У них не заржавеет!

Люди встрепенулись, начали оборачиваться, но тут все схватились за носы. Такая вонь! Я и то почувствовал. Можно программисту, что такую вонь запрограммировал, премию выдать. Этот точно заслужил! Глаза резало, и каждый вздох, казалось, рвал легкие в клочки. Сквозь слезы я увидел, как одного из делегатов оседлали сразу трое и, спеленав, поволокли ко мне.

– Он, – сказал кто-то. – Он, гнида…

Залитые слезами глаза ничего не видели. Кто-то еще с удивлением присвистнул:

– Вон оно, значит, как… Знакомая штучка… Знаем, где такие выдают…

А молодчик-то не прост… И махонький объективчик в узле галстука, и коробочка какая-то на поясе. Ну гад, понятно… Значит, сейчас, похоже, все и начнется… Хороший, кстати, способ закончить говорильню.

Я молчал, да меня и не спрашивал никто.

– Раз этот тут, – медленно сказал тот же голос, – значит, и его хозяева где-то недалеко…

Ничего хорошего тон мне не обещал, но в этот момент прозвучала близкая автоматная очередь. Началось!

Ну что ж… Пора прерваться…

Я снова потянулся к сдвоенному колечку и выскочил из игры. Шеф по-прежнему сидел рядом, смотрел в монитор.

– Впечатления? – по-деловому спросил он.

Я пошевелил пальцами, формулируя:

– Тому, кто такую вонь придумал, – однозначно премию, а про все остальное… Пока никаких.