– Чего торопишься со сладостями? – Наташа стояла у плиты. – Может, поужинаешь сначала?
– Нет. Поужинаю в другом месте. – Он вяло жевал шоколадку, на нее не смотрел.
– В другом месте ты всегда успеешь поужинать, Аркаша. Поужинай дома в последний раз. У меня рыбные тефтельки в томатном соусе с овощами. Ты любишь.
От тефтелек он не отказался. Кивнул.
– Пусть будет последний – прощальный ужин. А потом я уйду. – Он повернулся, посмотрел на нее сердито. – Так и знай, Наташка, что уйду. И ты меня не удержишь.
– Я и не стану, Аркаша, – не соврала она, ставя на плиту кастрюльку с рыбными тефтельками. – Только ты переоденься, что ли. В чем на работу, в том и за стол? Как-то не очень. Потом уж соберешь чемодан, чистое все наденешь. В этом ты уже три дня ходил.
Он снова ее послушался. Переоделся в домашние шорты, футболку. Все с себя забросил в стирку. Умник какой, а! Ей потом сушить и гладить?
Вернулся за стол. Схватился за маленький, размером со спичечный коробок, шоколадный батончик. Наташа хотела его остановить. Ужин уже согрелся, осталось по тарелкам разложить. Потом передумала.
Кто она такая, чтобы ему указывать? После ужина он уйдет, и она станет для него бывшей женой. Так что пусть ест сладкое, горькое, жидкое, горячее. Ей все равно.
Она успела разложить по тарелкам рыбные тефтельки в томатном соусе с овощами, подошла к столу, поставила тарелки на привычные места. И тут Аркаша как-то глянул на нее не так. И, хватаясь за горло, просипел:
– Отравила, сука!
Следом все произошло как в дурном сне. Взгляд его остановился, помутнел, изо рта вдруг пошла пена, и через пару секунд голова Аркаши с громким стуком упала на стол. Его крупное тело несколько раз дернулось и затихло. А она в тот момент – совершенно ошалевшая дура – подумала, что хорошо, он лицом в тарелку не упал. А то бы…
А потом уже завизжала.
Как она вызывала все спецслужбы, Наташа помнила плохо. Первым делом скорую вызвала. Потом полицию. Потом додумалась и позвонила в тот отдел, сотрудники которого с ней беседовали после смерти Лебедева. Но так тогда с ней беседовали, походя. Скорее чтобы руки умыть, а не добыть информацию. Она все понимала и не стала языком попусту молотить.
А сейчас вот вспомнила про визитку в кармашке сумки. И позвонила. И что говорила, плохо помнила. Что-то про информацию, которой обладает. И именно из-за нее – из-за информации – погиб сейчас ее муж.
Понаехало страшно сказать сколько народу. О чем-то спрашивали. Врач скорой все пытался ее чем-то напоить. Наташа отказалась. У нее было много ограничений по приему лекарств. Составлялся протокол, она подписывала. И без конца повторяла:
– Мы только ужинать собрались, а он этот шоколадный батончик чертов съел! Шоколадку съел, все нормально. А батончик…
Конечно, ее подробно расспросили, откуда в блюде шоколадки и начатый Аркашей шоколадный батончик. Она подробно рассказала. Только вот вспомнить не могла, кто именно угостил ее этим чертовым шоколадным батончиком.
– Ну это мужчина был или женщина? Это-то вы хотя бы помните, Наталья? – теряла терпение молодая девушка, приехавшая с высоким красавцем.
Вот кому точно нечего было делать в полиции, так этому парню. По нему подиум страдал, надрывался. А он по Наташиной квартире расхаживал, не надев бахил. И все осматривал, ощупывал. И вопросы поганые задавать начал, когда Аркашу уже увезли и эксперты убрались подобру-поздорову.
– В каких вы отношениях были с мужем?
– В хороших, – не моргнув глазом ответила Наташа.
– Ничто не предвещало? Развода, скажем? – сверлил ее взглядом красавчик, пока его помощница писала и писала что-то.