– Коллеги, в чем дело?
Маша встала как вкопанная у двери, не решаясь подойти к своему столу. За минуту сотню раз пожалела, что вернулась сюда.
А зачем, собственно, она вернулась? Вспомнила! Ей срочно понадобился телефон бывшего коллеги из ее родного города. В мобильном его не было. Номер был записан на бумажке для заметок и приклеен к боковой стенке верхнего выдвижного ящика ее рабочего стола.
Маша намеренно удалила все прошлые контакты. Уехала, вычеркнула, забыла. Но Валерик позвонил через месяц, как она устроилась. Нашел номер по своим каналам, как он признался. По каким – не сказал. Миша свою причастность отрицал. Валера его не сдал.
– Как ты там вообще, Лунина? – начал он приятным бархатным голосом. – Нравится Москва?
– Москва не может не нравиться.
Она в ту минуту вдруг вспомнила, что Валера ей когда-то был очень симпатичен. И он стал одним из тех, кто сообщил ей страшную новость о гибели ее родителей. И обнимал ее, пытаясь привести в чувство. Но потом он занял место в лагере ее оппонентов. Всячески отговаривал ее продолжать расследовать их смерть. Считал, что все и так понятно, посмертное письмо, адресованное ей, отвечало на все вопросы следствия. И этого ему Маша не простила. И Валера перестал ей нравиться. Она убедила себя в этом.
Но, услышав его приятный голос в трубке, неожиданно разволновалась. И покраснела, что странно. Она вообще никогда не краснела прежде.
– Домой не собираешься возвращаться?
– Нет, – ответила она твердо.
Смущение первых минут сменилось раздражением:
– Ты чего звонишь, Валера? Соскучился?
– Так точно, – ответил он тихо. – Могли бы пересечься.
– Приезжай, – пригласила Маша. – В цирк тебя свожу. Любишь цирк?
Она цирк не любила с детства. Приходила оттуда со слезами, так ей было жалко бедных животных, которых подстегивали кнутами дрессировщики. И судьба клоунов, постоянно падающих, плачущих горькими слезами, вызывала у нее лишь сострадание, а не смех.
– Не люблю я цирк, Машка. Тебя я люблю, – совсем уж почти шепотом ответил ей Валера. – Скучаю сильно. А ты взяла и уехала. Почему?
Она могла бы наговорить ему много чего, как он ее предал, к примеру. Как она плакала ночами от горя и обиды, как осталась совсем одна на своем берегу, и руки ей никто не подал, и не предложил помощи. А вместо этого клевали всей стаей. Некоторые даже у виска пальцами покручивали в ее адрес.
Маша не стала отвечать подробно. Ответила коротко:
– Так захотела. Что-то еще?
Валера помолчал, потом начал прощаться, попросил записать его новый номер телефона. Она и записала на бумажке, совершенно точно зная, что в мобильный заносить его не станет. Отрезано так отрезано.
Валера звонил ей потом еще несколько раз. Все время на рабочий номер. Потому что Маша тоже сменила сотового оператора, но вот сообщить бывшему коллеге об этом забыла. Он не роптал, номера нового не просил, звонил на рабочий. Не часто, нет. Последние два месяца от него вовсе не было вестей. Она о нем и не вспоминала. Сегодня вот только как-то вдруг вспомнился. Помощь его понадобилась. А номер телефона на бумажке в верхнем ящике стола. Пришлось вернуться в кабинет, а тут такая встреча!
– Ты хотя бы понимаешь, что коллег из соседнего отдела опускаешь, а? – Подгорный, заметив, что Маша не спешит проходить, сам пошел ей навстречу. – Ребята не топором бреются и щи не лаптем хлебают, там профессионал на профессионале, а ты их одним махом – раз-раз!
Сильные руки майора изобразили махи саблей, надо понимать. Очень живописной была жестикуляция. И энергичной. Даже лист бумаги шевельнулся на Машином столе от игры его невидимым оружием.