– ну, ты вроде справился – Кромхильд аккуратно гнул свою линию.
– я, да – устало ответил Велунд – но, я провел в борьбе с самим собой очень долгое время, и, по-настоящему, принял решение только когда узнал, что мой ребенок придет в этот мир. А ты знаешь, как привлекательно быть зверем?
– нет – пристально посмотрев в глаза Велунда ответил Кромхильд – и никогда не хотел бы узнать.
– вот поэтому и не стоит сейчас трогать Бриса – подвел черту Велунд – справимся втроем, позову из дома Скуббу.
– девушку – недоуменно спросил Сид – к этим дикарям.
– да – ответил Велунд – она тут не появляется только для того, чтоб не сокращать численность наших воинов, потому что в любом войске есть люди, которые думают членом, а не головой, а Хурай мы должны сломать морально за один раз.
– что же, думаю ты знаешь, что делаешь – пожал плечами Сид и все согласились.
––
Зачем мне это все? Куда я иду? Остаюсь ли я человеком, или стал настоящим чудовищем, как нас называют даже в этих суровых краях некоторые люди? Кто для меня свой, а кто чужой? Сид с его жаждой мести, Кромхильд с его думами о своем народе? Витек, чьи опасливые взгляды Борис нет, нет, да ловил на себе краем глаза. Все эти вопросы роем надоедливых мух летали в голове Бориса, который в данный момент сидел, спрятавшись за камнем от холодного, горного ветра и просто смотрел на восход светила. В последнее время, когда непосредственной угрозы жизни не было, не нужно вот прямо сейчас с кем-то драться, бежать и прочее, такие мысли терзали его как стая оголодавших волков. Он прекрасно понимал, что прежним, после всего что ему выпало он никогда не станет и дело не в самих событиях, а скорее во внутреннем состоянии. Он как бы прошел ту грань, за которой стирается все, нормы, мораль, принципы, не говоря о привычках и образе мышления. Остается лишь сущность животного, с желаниями, рожденными простыми инстинктами. Сущность зверя, которая не совместима с ежедневным хождением на работу и в супермаркет, тихими семейными посиделками и радостями от перепавшей квартальной премии. Зачем подчиняться человеку, если ты можешь его разорвать голыми руками? Зачем дарить цветы женщине, если ты можешь ее просто взять прямо сейчас? Пробужденная сущность зверя задавала эти вопросы насмешливым и холодным голосом рождавшимся прямо в голове с змеиным шипением. Борис вглядывался в бездну, которая отвечала ему тем же, и чувствовал, что если не найдет ответ ради чего ему жить, то навсегда потеряет в себе человека. Погружаясь все больше и больше в черную тоску, он отгородился от всего мира глухой стеной. Ел, пил, даже разговаривал, но стена все больше росла.
_____________________________________________________________________
Хлипкие стены горной хижины содрогались от громкого и хриплого смеха, больше похожего на лай степного пса. Вождь племени Хурай, могучий Нохма развалившись на подушках всем своим крепким телом, заросшим как у зверя рыжим волосом, играл с новой рабыней. Понимание игр у него было очень своеобразное. Скручивая небольшой хлыст, он неторопливо примеривался и стегал рабыню по разным частям тела. Маленькая рабыня, степнячка, подаренная вождю Хурай людьми Безита, едва достигшая двенадцати весен вздрагивала всем телом, но знала убежать тут невозможно, а кричать нельзя, иначе ее сильно будут бить и насиловать опять и опять. Сквозь уплывающее сознание она молилась вечному небу, чтоб поскорее даровало ей смерть или хотя бы забвение. Но Нохма знал, как причинять боль, не даруя жертве бегство в беспамятство. К таким играм он пристрастился еще в детстве и сейчас приучал старшего сына, которому, как и жертве исполнилось всего двенадцать весен. Несмотря на то, что насиловать его сын не смог, глаза у маленького звереныша нездорово блестели. Ничего, думал Нохма, скоро сын войдет в мужскую силу, а уж как укрощать рабов он и так понял. Вообще рабы в племени Нохмы долго не жили, любая прихоть хозяина могла стоить рабу жизни. Мужчин приносили в жертву богу войны и крови, который появился у Хурай не так давно, но даровал мужчинам племени бесстрашие и вечные наслаждения в загробной жизни. Сам Нохма не очень верил в бескрайние сады с едой питьем и толпами прекрасных женщин, но не мог не согласиться с жрецом, что такие обещания служат бесстрашию его воинов. Участь несчастных девушек и женщин была страшнее, часто рабынь просто насиловали до смерти или измочаленных, разодранных в клочья просто скидывали в глубокое горное ущелье. А детей при удачных нападениях просто не брали, зачем лишние рты в скудных условиях гор, легче проломить голову. Эта рабыня уже стала надоедать Нохме, и он подумывал отдать ее своим воинам, все равно скоро в степи праздник, и они захватят пленников или Безит подарит еще несколько. Пара горцев, стоявших в карауле около дома Нохмы ухмылялись и предвкушая потеху прислушивались больше к происходящему внутри, они привыкли к полной безопасности в своей укромной горной долине. А зря.