После танца Андрей с горя напился и пошел домой, шатаясь в разные стороны. А я пошла за ним следом как верный паж. В какой-то момент он споткнулся и завалился в колючие кусты шиповника, а я бросилась его спасать и вытаскивать из кустов, расцарапав себе при этом все руки и лицо о колючки шиповника. А потом, поддерживая, поволокла его на себе всего в соплях и слезах к нему домой.

Помню, как мы с ним сидели на ступеньках лестницы около его квартиры, и Андрей пьяно икал, плакал и жаловался мне, какая Березкина предательница – вместе с родителями собралась эмигрировать в Австралию и сообщила эту радостную новость ему прямо на выпускном вечере. А он ведь так ее любил, жениться даже собрался после окончания школы, а она его на Австралию променяла.

А я тогда его утешала как могла и изо всех обнимала, смакуя этот момент долгожданной близости. А потом его начало тошнить и рвать так, что пострадали мои сандалеты. Но и это я мужественно вытерпела из любви к своему кумиру. Тут, к счастью, на лестнице появилась его мама и потащила полуживого Андрея в квартиру.

А на следующий день мы столкнулись с ним у магазина, и он меня даже не вспомнил, и прошел мимо, опустив глаза.

Интересно, неужели Алка вернулась из далекой Австралии, чтобы выйти-таки замуж за Каманина? Или это другая Алка?..

Неожиданно троллейбус резко останавливается, вырывая меня из воспоминаний. Я всматриваюсь в залитое дождем окно – остановка не моя.

– Всем на выход! Транспорт сломался, дальше не поедет! – зычно кричит на весь троллейбус кондуктор.

Пассажиры, ругаясь и проклиная ливень, старое ржавое корыто под названием «троллейбус», водителя, кондуктора и весь общественный транспорт, нехотя высыпают под дождь. Я тоже выхожу и бреду по лужам еще несколько остановок до своего дома.

Падая от усталости, насквозь промокшая, с потекшей под глазами тушью, открываю ключами входную дверь и захожу в нашу старенькую двухкомнатную хрущевку. В нос бросается аромат жареной картошки и запечённой в духовке курицы. И только сейчас я вспоминаю, что весь день ничего не ела, а была жива одним лишь черным кофе.

Тут же ко мне кидается Тимоха, маленькая копия Андрея Каманина, и виснет у меня на шее.

– Бабуля, мама пришла! Разогревай ужин! – радостно орет он на весь дом. – Привет, мам! Ой, ты вся мокрая!

– Привет, Тим!

Я обнимаю и целую сына в макушку. Он срывается с моей шеи и несется на кухню.

– Привет, Любаш! – кричит мне из кухни мама, грохоча посудой.

– Привет, мам!

Скидываю туфли, снимаю мокрый пиджак и вешаю на вешалку.

– На улице дождина-то какой поливает! А ты без зонтика, небось? – выглядывает из кухни мама.

– Без зонтика!

– Сушись давай скорее! Ужинать будешь?

– Конечно, буду!

– Ты сосиски будешь или куриные бедра? – уточняет мама.

– Ты же знаешь, я сосиски из картона не ем и тебе не советую. Бедра!

Иду с сумкой в нашу с Тимохой комнату и перекладываю документы для оформления на работу из сумки в ящик стола.

В ворохе всякой всячины в ящике стола натыкаюсь на мой положительный тест на беременность семилетней давности, самый первый и самый памятный. Беру его в руки и рассматриваю, вспоминая, как все это было…

Почему я его не выкинула? Решила сохранить на память. А тогда, семь лет назад, тест был доказательством моей беременности, которую я хотела предъявить Каманину.

Почему же Андрей так ничего и не узнал о моей беременности?

Через два месяца после нашей с ним ночи любви в номере отеля я заподозрила неладное. Я долго проверяла и перепроверяла свое интересное положение, не веря, что всё это происходит со мной. И прежде, чем идти к Андрею, сделала множество разных тестов на беременность, а также сдала анализ крови на ХГЧ. Но отправилась к нему именно с этим первым эффектным, пластмассовым тестом розового цвета с жирным знаком «плюс».