– Посмотрите на меня! Есть во мне харизма? Я думаю, что нет. Родители у меня самые простые ленинградцы. Отец токарь, мама в университете работала. А то, что я организатор, – это преувеличение. Решение о побеге было коллективным, мне просто выпало кое-какими действиями руководить. Заключенные мне доверяли, это да. Кого-то я знал еще по воле, с остальными просто приятельствовал.
– Побег почему не получился? Потому что не смогли открыть люк на смотровую вышку?
Справка: По плану Перепелкина группа беглецов должна была во время вывода на прогулку напасть на конвоира, отобрать ключи, попасть на смотровую вышку, а уже оттуда на крышу.
– Из-за ерунды не получился. Ключи сотрудник по случайности унес с собой после смены, за что ему потом вынесли, служебное несоответствие. Это все есть в материалах дела. Если бы не забрал ключи домой, они были бы у нас, и все получилось бы. Но повторюсь, это был чистый побег, никто не собирался никого захватывать.
– Правда, что заложников вы захватили благодаря гранатам, которые вы сделали из хлеба и покрасили зеленой краской?
– Почему из хлеба? Ерунда. Был только один муляж гранаты, а остальные нормальные ТМ-57. Взрывчатка у нас с собой была настоящая. Я ж в «Крестах» тогда оказался именно за огнестрельное оружие, по 218-й статье УК РСФСР («Незаконное ношение, хранение, приобретение, изготовление или сбыт оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ». – Авт.)
– А как же в Кресты взрывчатку пронесли?!
– Лучше скажите, что в «Кресты» тогда было нельзя пронести? Столько было случаев, когда пистолеты проносили. Помните Червонца? Первый случай его попытки побега был до меня, второй уже при мне. Один раз ему пистолет женщина-следователь пронесла, а другой – сотрудник изолятора.
Справка: Сергей Мадуев, по кличке Червонец, был самым известным советским налетчиком. Его также называли «последний бандит СССР». Первая попытка побега из «Крестов» им была совершена в марте 1991 года, пистолет ему пронесла следователь прокуратуры Наталья Воронцова (на основе истории их любви снят известный фильм «Тюремный романс» с Абдуловым и Нееловой).
– Вы с Червонцем сидели одновременно?
– Когда он вторую попытку побега предпринял – да. Мы тогда оба уже были под расстрелом.
– Правда, что вы напились, пока вели переговоры по освобождению?
– Напились? В кабинете оперативника мы нашли одну бутылку коньяка. Но разве это серьезно – на семь здоровых мужиков? Не были мы пьяными. Это все попытки выставить нас в неприглядном свете.
– А зачем вы просили, чтобы к стенам «Крестов» приехал на переговоры с вами журналист Невзоров?
– Нет, не просил я. Хотите правду? Вы же не напечатаете.
– Напечатаем.
– История не очень красивая. Невзоров приехал снимать репортаж. И он спросил у нас: двери закрыты так, что их не открыть? Я ответил: мы не можем никак открыть, болты железные вбиты и их невозможно вытащить. Он снова спрашивает: то есть вы со своей стороны дверь никак не откроете? Я опять отвечаю: это невозможно. Он в третий раз спросил. Я поразился тому, что он такой непонятливый. А после третьего ответа он обратился к своему оператору. Типа «Саш, снимай! Я предлагаю поменять заложников на меня!» То есть он потому это предложил, что точно знал – двери не открыть. История была именно такая. Готов в глаза Невзорову ее рассказать.
– Спустя столько лет сожалеете, что убили сотрудника? Читала, что вы ударили его заточкой много раз и это от злости и ненависти из-за того, что штурм начинается и побег не удался.
– Вы думаете, это я убил? Не думаю, что из-за ненависти, вместо 10 лет, которые мне светили, я хотел заработать смертную казнь. А вы не задавались вопросом: почему нигде не было фото погибшего? В материалах уголовного дела их тоже не было, на суде их не представляли. Если бы такие снимки обнародовали, то всем стало бы понятна причина смерти. Спросите у моего сокамерника Павла Шувалова, как все было. В тот день он, будучи милиционером, дежурил в 200 метрах от входа в Кресты. Те, кто штурмовал нас, рассказывали ему, как все было.