Яхта казалась безлюдной, хотя было понятно, что на ней находится команда. Маша оказалась в просторной кают-компании. Три стены стеклянные, одна глухая, облицованная какой-то дорогой древесиной.

– Мореный дуб, – пояснил хозяин яхты.

– Понятно, – сказала девушка.

Посередине стояли два огромных дивана-бегемота, обтянутые шкурами зебры. На глухой стене была распята шкура белого медведя. Довольно экзотичная для здешних широт, но, наверное, она должна была напоминать о российском происхождении яхты.

– Садись, дочка, – Диваков указал на диван.

– Спасибо.

Маша присела на самый краешек. Сам Георгий Иванович подошел к бару, открыл дверцу, внутри загорелся мягкий желтый цвет.

– Ты что будешь пить? – спросил он так, словно бы бар был безразмерным, и в нем могло найтись все, что угодно.

– Я не пью. – Маша и сама бы не объяснила, почему соврала, она себе иногда позволяла немного выпить.

– Странно, – пожал плечами Диваков. – Мать твоя выпить любила, и немало, – как о покойнице, в прошедшем времени, сказал о Людмиле Георгий Иванович. – А я вискаря глотну. Разволновался. Честно, разволновался.

Диваков вернулся к мраморному столику между диванами с бутылкой виски и бутылкой минеральной воды, двумя стаканами. Плеснул себе спиртного, затем налил дочери воды.

– Ну за знакомство, Маша.

– За знакомство.

Девушка почувствовала, что не в состоянии сказать отцу «ты».

– Как у тебя дела? Поступать собралась?

– Собралась. Мама просила привет передать, – вспомнила Маша.

– Спасибо.

Пока удавалось обходиться фразами, где не надо было употреблять обращение «ты» или «вы». Диваков прочувствовал и этот момент.

– Говори мне «ты», «папа», ну, в крайнем случае, «отец».

– Хорошо, отец.

– Ты же сама слышишь, как неправильно это звучит. Скажи мне «папа».

– Хорошо, папа.

– Вот теперь в самом деле хорошо, – рассмеялся Григорий Иванович.

И тут у него в кармане рубашки зачирикал телефон. Он вытащил мобильник, взглянул на экран.

– Извини, по делу звонят, – сказал он. – Бизнес – такая вещь, что не я деньгами кручу, а они мной, – усмехнулся он.

– Мне выйти? – спросила девушка.

– И не думай. У меня от тебя секретов быть не должно, – Диваков щелкнул ногтем по экрану, ответил: – Слушаю… Да, да, реанимируйте наш архитектурный проект, раз уж участок освобождается… «Геотехнологии» правильное заключение дали… Ну и с Минкультом согласуйте, только срочно… Прессу подключите, чтобы потом меньше проблем было… Да, даю добро. Держите меня в курсе.

Диваков отключил телефон, положил его на стол, посмотрел на дочь, та отвела взгляд.

– Я не могу привыкнуть, – сказала она.

– А ты привыкай. Я тебе не чужой человек. Конечно у меня сейчас другая семья.

– Я как-то упустила. У тебя… в смысле у меня есть братья или сестры?

– Есть брат, как-нибудь познакомлю. Он сейчас в Штатах пропадает. – Диваков взял мобильник, вывел на экран фотографию.

Маша глянула – типичный мажор.

– Ничего такой. На тебя похож, – сказала она чистую правду.

– Ты тоже на меня похожа, – улыбнулся Диваков. – Как только твою фотографию увидел, сразу понял, что ты моя дочь. Даже экспертизу не заказывал. – Он разжал кулак, положил на стол раскрытую ладонь. – И ты свою рядом положи, – попросил он, затем принялся сравнивать линии, оказалось, что они тоже похожи.

– Я тебя не таким представляла, – произнесла девушка.

– Понимаю, тебя с самого детства мать против меня настраивала. Ожидала увидеть монстра. А я не такой.

Вновь зачирикал мобильник. Диваков глянул на дисплей, отвечать не стал.

– Жена звонит, – пояснил он. – Я тебя с ней тоже как-нибудь познакомлю. Молодец, что приехала.

– Спасибо за подарки, – неуверенно произнесла Маша.