А тем временем, пока атаман Каторжный ездил в Москву, на Дону был великий войсковой круг. Низовые городки, начав сборы в поход, послали в верховые (лежащие в верхнем течении Дона) городки и по всем речкам, велели всем быть на съезд в нижний городок. Ввиду предстоящего великого общего дела всем казакам, которые за свои проступки и преступления состояли «в запрещенье от войска», т. е. были лишены казачьих прав, объявлено было полное прощение и забвение вины. Изо всех юртов съехались казаки и приговорили – идти всем войском под Азов, промысел над ним учинить. В это же время прибыло на Дон прямо степью около тысячи Запорожцев, чтобы уговориться идти вместе на море. Узнав о задуманном завоевании самого Азова, Запорожцы постановили присоединиться к Донцам.

В среду на Фоминой неделе, 21 апреля 1637 года, казаки выступили в поход в числе 4400 человек. На Дону на ту пору был проездом в Москву турецкий посол Фома Кантакузин. Его казаки оставили в своих куренях под стражей. Кантакузин сделал было попытку оповестить Азовцев, чтобы те не сдавались, так как у казаков боевых припасов немного, а из Москвы еще новых не получено, но посланные его были перехвачены, а когда прибыл из Москвы атаман Каторжный с царским «жалованьем», то над Кантакузином был наряжен войсковой суд, на котором он был присужден к смерти и тут же (4 июня) был казнен со всеми своими людьми.

Недолго продержались Азовцы в осаде, – 18 июня крепость взята была приступом, все жители, кроме греков, перебиты, а пленные христиане выпущены на свободу. Казаки занялись приведением в порядок взятого города, а тем временем отправили в Москву посольство с известием, что они турского посланника Кантакузина порубили, Азов город взяли и ни одного человека Азовского ни на степи, ни на море не упустили, – всех порубили.

Известие это, с одной стороны, обрадовало Москву, которой, конечно, на руку было падение грозной турецкой крепости, а с другой стороны, Москва оказывалась в очень неловком положении, так как из-за этого дела легко мог произойти разрыв с Турцией, грозивший трудной войной, к которой государство не было готово. Поэтому в сентябре того же года Царь отправил к султану грамоту, в которой, выгораживая себя, писал, что казаки взяли Азов «воровством» (т. е. самовольно, без приказу), что Донские казаки издавна воры, беглые холопы и царского повеленья ни в чем не слушают, а рати Московской послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах: «а вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров (беззаконников) никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим». Впрочем, без неприятностей дело все-таки не обошлось: в сентябре крымцы под начальством ханского брата Нур-Эддина опустошили Московскую Украйну, причем хан Богадур-Гирей писал в Москву, что это делается по приказу султана в отместку за взятие Азова. Однако казаков крымцы тронуть побоялись и даже не сделали ни малейшей попытки отбить крепость обратно.

Что же касается до самого султана Мурада, то как ни взбешен он был потерей Азова, однако предпринимать ничего не решался, так как в то время вел войну с Персией. Когда в 1639 году эта война окончилась, в Турции начались деятельные приготовления к войне с казаками, но смерть Мурада, последовавшая в 1640 году, оттянула дело, и только в 1641 году наследник его Ибрагим I двинул под Азов огромную армию в 240 000 человек при сотне осадных орудий.