Стоило огороду зазеленеть, дарители семян зачастили к нему под разными предлогами. То соли в долг, то керосину. А сами украдкой и ревниво взирали на плантацию.

Их нервная заинтересованность касалась видов на урожай.

Во время жатвы они бросились помогать Ландо. Раздевшись до пояса, немцы усердно махали серпами, напевая песни. Охваченные земледельческой радостью, пилоты иногда изрекали подходящую пословицу, например: geteilte Freude ist doppelte Freude, разделенная радость – это радость вдвойне.

Коноплю сушили на чердаке.

Максим помнил, что из стеблей конопли в имении его родителей выделывали ткань, похожую на парусину. Няня шила ему штаны и куртки, да еще плела веревки, наподобие шпагата, которым обвязывают посылки. Маслом, выдавленным из семян, мать смазывала швейную машинку.

Однако, судя по инструкции пилотов, использование урожая могло быть поинтереснее.

Во всяком случае, никто теперь не разберется, что сыграло в судьбе Ландо большую роль, конопля или роза, то есть, красота или порок. Важнее, что после посадки куста начались изменения, которых он совсем не ожидал.

Первую косую Максим Павлович забил под присмотром немцев поздним летом 1910 года. Жалея новичка, они позволили ему лишь несколько раз затянуться папиросой, набитой сушеной и измельченной травкой. Затем Ландо принялся дико хохотать и неприлично показывать на немцев пальцем. Очевидно, это был всего лишь «приход».

Авиаторы с папиросками, напротив, выглядели по-тевтонски строго, даже печально. Из-за чего Ландо предположил, что у германцев свой особый кайф.

И правильно.

Иначе после «обдолбежа» он тоже мог бы очутиться с ними в 1776 году, где в качестве рыцарей склочного князька Максимилиана III они сражались за его наследство с претендентами по мужской линии.

Ландо же показалось, что на него падает небо

Он даже подставил руки, как атлант, чтобы облака не ударили слишком больно. О-хо-хо!

Максим успел бы увернуться, но тут земля заходила ходуном, свет замерцал. Он уже не понимал, сколько времени прошло, но, в конце концов, обнаружил себя сидящим на траве подле немцев, которые трепали его по щекам. Ландо решительно забыл, кто он такой. Точнее помнил, что вроде бы должен быть здесь по какой-то причине, и даже мог назвать местность – аэродром вблизи Мюнхена. Но соотнести собственную личность с этим типом, который закатывал глаза, пускал слюни и грязно бранился по-немецки, – у него никак не получалось.

Поэтому и разговор вышел, как в покое для умалишенных.

– Wer bin ich? (Кто я?)

– Du bist Herr Lando, ein Erfinder aus Rußland. (Ты господин Ландо, изобретатель из России).

– Und wer seid ihr? (А кто вы такие?)

– Ehrlich gesagt, sind wir deine deutsche Freunde und Kollegen. (Честно говоря, мы твои немецкие друзья и коллеги).

– Für solchen Fall, wer bin ich? (В таком случае, кто я?)

Спустя год, Максим овладел процедурой забивания косяков и даже научился управлять последствиями.

Только однажды он смешал немного хэша с табаком, – ему не хотелось, чтобы набивка сильно опьянила его.

Первая затяжка получилась непроизвольно, за ней вторая, и тело его сделалось легким, как перо. Он хотел встать. Ноги не почувствовали тверди. Тогда он оттолкнулся от подлокотников, поджал колени и, глуповато улыбаясь, воспарил.

Это не было похоже на невесомость, о которой он читал у Циолковского, иначе бы Ландо стукнулся головой о потолок. Он ощущал вес, поскольку понял, что понемногу снижается, как шар, из которого выпускали газ.

Достигнув пола, Максим потяжелел, и плавными прыжками, как по Луне, интуитивно направился к двери.

Максим понимал, что все из-за наркотика.