Рошин смотрел на нее и понимал, что она сбивчиво говорит не совсем так, как ей хочется. «Она тоже…» – горячей искрой обожгло его. Он смотрел ей прямо в глаза, которые говорили: «Я не знаю, где и когда, но хочу обязательно быть с тобой…»

Иван не выдержал ее обжигающего взгляда и посмотрел на кровать.

– Вижу, что все имущество уже готово к переезду, – улыбнулся он.

– Да. Я вообще легкая на подъем.

Через два дня они уже встретились на набережной в парке Горького.

Рошин, ожидая Вику, смотрел на широкую почти недвижимую Москву-реку. За ажурными белесыми арками Крымского моста вырисовывался яркий купол Храма Христа Спасителя, чуть правее торчала темная верхушка железного монумента Петра. На противоположном берегу стройные добротные дома красивой набережной. Вдали перед стеклянным пешеходным мостом величественное строение, словно мощная птица, здание Министерства обороны.

Он сразу почувствовал ее мягкие руки на своих плечах.

– Извини, что немного опоздала, – горячо посмотрела она, когда он радостно обернулся.

Рошин был рад одиночеству минуту назад, но совсем не понимал за что. Собственно, она извиняется. Вика взяла его за руку, и он вновь ощутил нежное и необыкновенно жаркое прикосновение.

– Я очень рад …Будто ждал тебя два дня…

– Два дня? – игриво улыбнулась Вика.

Она поняла глубину его взгляда и опустила глаза. Слова куда-то пропали для обоих. Вокруг небо, водная гладь и свежий воздух на этот миг замерли. Когда Рошин был рядом с Викой его сомнения: ревность к Арсену, близость к Зинке, родители, университет уходили куда-то в безбрежную даль, все таяло внутри и в душе обнажалось что-то глубинное, неизведанное и неописуемо привлекательное. Это было не мирское влечение, казалось, оно из глубины веков, объединяющее всех и каждого далеким звездным, безбрежным временем из ушедшей неведомой цивилизации. Оживали непонятные загадочные люди до Новой эры, из Средневековья. Дурман этот он не понимал, но он существовал, и Иван чувствовал его всем своим нутром. Он не мог объяснить, что происходит с ним, видя ее взгляд Мадонны, необычный изгиб нежных губ в загадочной улыбке. И даже ее движения рук были непохожими на какие-либо другие. Они казались ему божественными из воображаемой мифологии. Удивительно ярко действовал на него голос Виктории, он был тоже из прошлого, которое вобрало все невообразимо привлекательное искусство птиц Сирина и Алконоста. Нежный и одновременно сильный. Колдовской звук музыки Средневековья – лирическое мягкое сопрано, оплакивающее возлюбленного Христа.

Ему ярко представлялось, что Вика, именно та самая юная дева «Лютнистка» Караваджо, так тонко перебирающая струны его души. Завороженному юноше неведомо было знать, что этот вдохновенный образ красоты с оттенком девственного божества еще юный художник увидел в обожаемом младшем друге.

– Ты сегодня немного бледен, – прервала молчание она.

– Да, нет…Тебе показалось.

– Может быть.

– Я сейчас вспомнил, что практически не ходил никогда на свидания, – промолвил Иван.

– Правда? – Все бывало как-то совсем не так, как сегодня…

– Ты хотел сказать… без романтики?

– Во-во, точно, – улыбнулся он

– Я тоже ощущаю что-то необычное… А ты вообще любишь романтику?

– Не знаю… Скорее почувствовал что-то подобное только с тобой…

Они не заметили, как прошли спорткомплекс, несколько миниатюрных павильонов-стекляшек и речную пристань. Аллея старых деревьев с прохладой листвы спустилась ближе к набережной. Они отошли от реки и углубились в парк с одинокими могучими деревьями. Речной пейзаж растаял, будто его не было.

Рошин вспомнил, как гулял здесь в детстве с матерью и отцом. Неожиданно вылезло, будто из-под земли, необычно ухоженное похожее на бункер старинное строение со старомодными колонами и зеленой крышей. За ним широкое разбегающееся в разные стороны озеро, одетое в камень и бетон. На берегу кафе-Островок и лодочная станция. Сегодня было здесь очень тихо и уютно. «Эти старые деревья и водоем терялись раньше в многолюдье конца 90-тых, а может, даже и в 40-вых…» – подумалось ему.