Таких и подобных им политических убийств на протяжении всей истории человечества было великое множество. И назвать их террористическими актами можно условно – они были лишь оружием политических интриг, основным (если не сказать единственным) способом устранения соперника в борьбе за власть. В тех случаях, когда заговорщикам не удавалось осуществить задуманное убийство государственного деятеля, последний находился под воздействием постоянного страха за свою жизнь и, в свою очередь, инициировал преследования и физическое устранение мнимых и реальных политических противников.
С незапамятных времен люди прибегали к терроризму и тогда, когда им нужно было ответить на насилие власть и капитал имущих, т. е. терроризм выступал как средство самозащиты угнетенных против угнетателей. Шиллер напоминал о том, что тирания не безгранична и что приходится браться за оружие, когда все прочие доводы оказываются исчерпанными. Выдвинутое Шиллером обоснование насилия как «последнего довода» свободных людей, не желающих мириться с невыносимыми условиями существования, вдохновляло не одно поколение тираноборцев.
Таким образом, за свою многовековую историю человечество к концу XVII в. накопило богатый опыт как творения зла, так и сопротивления ему. Однако в те далекие годы террор и терроризм все-таки были уделом «избранных» – власть предержащих и власти добивающихся. В процессе оспаривания власти не принимали участие, хотя и страдали больше всех широкие массы. Предводители многочисленных восстаний рабов и «темного люда» никогда не имели долгосрочной программы действий, и чаще всего восстания происходили спонтанно, в ответ на причиненные унижения. Убийства рабовладельцев и помещиков совершались из мести за их жестокость, а не из-за того, что они принадлежали к соответствующему классу или сословию. Стремление крестьян отомстить за унижение человеческого достоинства приводило к жестокости, о которой писал Пушкин: «Не приведи бог увидеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный»[200].
Но многовековой опыт борьбы, воспеваемый в преданиях угнетенных, передаваемых из поколения в поколение, в конце концов должен был оформиться в соответствующее учение, поясняющее причины нищеты одних и процветания других, а также способы их устранения. К концу XVII – началу XVIII в. человечество, видимо, созрело для выработки подобной теории, которая вобрала бы в себя многовековой опыт террористической борьбы. В те годы начинают оформляться такие учения, как «философия бомбы», «пропаганда делом» и их продолжение – возникшая в начале XX в. в Германии и Италии теория фашизма. Теоретические наработки и апробировались на практике под лозунгами «революционной борьбы», «освобождения угнетенных», «свободы, равенства и братства» и т. д.
В середине XVIII в. в Западной Европе, а в начале XIX в. и в России большое развитие получило революционное движение, ставившее перед собой цель глобального изменения общественного устройства. Если в Западной Европе причиной начала революционного движения послужил дефицит бюджета и расточительность двора, то в России этому способствовала демократизация образования, сделавшая его доступным для разночинцев. Круг лиц с высшим образованием расширился за счет значительного притока провинциальной молодежи. К этому же периоду относится и начало теоретического обоснования терроризма, впоследствии сделавшегося неотъемлемой частью идеологии революционного движения. Однако опыт первых буржуазных революций показал, что революционеры, зараженные идеей «устройства справедливого общества», постоянно вступали во враждебные отношения с властями, на корню душившими всякое инакомыслие, подвергавшее сомнению святость власти церкви и правителя. Революционеры были сильны лишь идеей и всегда уступали по численности, вооружению, выучке, дисциплине регулярным войскам контрреволюционеров. Открытое вооруженное противостояние с властями лишь изредка приносило временный успех. В этой ситуации революционерам приходилось вести борьбу в подполье, для чего вырабатывались новые методы и приемы. Учение бланкизма (по имени основателя – французского революционера Огюста Бланка